Оливер Боуден - Assassin’s Creed: Renaissance

Эцио не осмелился поднять глаза.

— Хорошо, что ты пришел, — продолжало Видение. — Ты принес Яблоко. Позволь посмотреть.

Смиренно Эцио протянул предмет.

— Ах.

Ее рука ласкала воздух над Яблоком, но не прикоснулась к нему. Яблоко горело и пульсировало. Ее глаза сверлили его.

— Мы должны поговорить.

Она наклонила голову, как если бы обдумывала что-то, и Эцио показалось, что на ее переливающемся лице он заметил тень улыбки.

— Кто ты? — осмелился спросить он.

Она вздохнула.

— У меня много имен. Когда я умерла, меня звали Минервой. А до этого Мервой и Мерой, и так далее. Смотри! — она указала на ряд саркофагов, мимо которых прошел Эцио, каждый из которых, стоило ей указать на него, начинал светиться бледным лунным светом. — Это моя семья. Юнона, которую прежде звали Уни. Юпитер, которого раньше звали Триния.

Эцио замер.

— Вы древние боги.

Раздался звук, будто где-то далеко разбили стекло, а еще такой звук могла издавать падающая звезда, — это был ее смех.

— Нет, не боги. Мы просто пришли… раньше вас. Когда мы пришли в этот мир, ваш народ пытался объяснить наше существование. Мы… были более развитыми. Ваш разум не был к этому готов. — Она помолчала. — Время не пришло. Может, никогда не придет. Но это не важно. — Ее голос стал более твердым. — Хотя ты не сможешь понять нас, но поймешь наше предупреждение.

Она замолчала. Эцио нарушил тишину.

— Твои слова не имеют смысла.

— Дитя мое, эти слова не для тебя. Они для него. — Она посмотрела куда-то в темноту Сокровищницы, в темноту, которая не была ограничена стенами и временем.

— Что? — спросил испуганный Эцио. — О чем ты говоришь? Здесь никого нет!

Минерва наклонилась к нему, совсем близко, и Эцио ощутил материнское тепло, уносящее усталость и боль.

— Я хочу говорить не с тобой, но через тебя. Ты Пророк.

Она подняла руки над головой, и потолок Сокровищницы превратился в небесный свод. Сверкающее, нереальное лицо Минервы озарила бесконечная печаль.

— Ты сыграл свою роль. Ты держишь его здесь. Но, пожалуйста, замолчи. И мы сможем поговорить. — Она выглядела грустной. — Слушай!

Эцио увидел небо и звезды, и услышал их музыку. Он видел, как вращается Земля, будто смотрел на нее из Космоса. Он разглядел континенты и даже пару городов.

— Когда мы были во плоти а наш дом был цел вы предали нас. Ваших создателей. Что подарили вам жизнь. — Она замолчала, и если богиня могла плакать, она бы заплакала. Появилось изображение войны, беспощадные люди с самодельным оружием сражались против своих бывших хозяев.

— Мы были сильны, но вас было больше. И мы все желали войны.

Появилось новое изображение Земли, еще ближе, но по-прежнему словно из космоса. Затем Земля отступила, уменьшилась, и Эцио увидел, что это всего лишь одна планета из многих, вращавшихся вокруг большой звезды — Солнца.

— Мы были так заняты земными делами что не смотрели на небо А когда посмотрели…

Когда Минерва сказала это, Эцио увидел, как вспыхнуло Солнце, пролив невыносимый свет, свет, который объял Землю.

— Мы создали для вас Эдем. Но война и смерть между нами превратили Эдем в ад. Мир сгорел дотла. Тогда и должен был прийти всему конец. И мы создали вас по своему образу и подобию. Способными выжить, и мы выжили.

Эцио смотрел на опустошение, которое принесло Солнце Земле, и как из руин поднялась к небу покрытая пеплом рука. Великие видения пронеслись по небу, которым был потолок Сокровищницы, словно гонимые ветром. Там шли люди — сломленные, недолговечные, но храбрые.

— Нас было мало, — продолжала Минерва. — И вас и нас. Потребовались жертвы, усилия, сострадания. И мир возродился. И когда вернулась жизнь, мы сделали все, чтобы эта трагедия не повторилась.

Эцио посмотрел снова на небо. Горизонт. Храмы и фигуры, вырезанные из камне, библиотеки полные свитков, корабли, города, музыка и танцы — все виды и формы искусства с древних времен и цивилизаций, которых он не знал, но видел в них близких по духу существ.

— Но сейчас мы умираем, — сказала Минерва — и время работает против нас. Истина превратилась в легенду. Наши цели превратно истолкованы. Но это послание, Эцио, сохранит их для потомков и расскажет о наших потерях.

Появилось изображение строящегося Храма. И иных Храмов.

Эцио наблюдал за все, словно во сне.

— Пусть мои слова подарят кому-то надежду. Найди другие Храмы. Их строили те, кому была ненавистна война. Они защищали нас. Спасали от огня. Если тебе удастся найти их, спасти плоды их трудов, тогда и мир будет спасен.

Эцио снова увидел Землю. Крыша Сокровищницы показала огромный, как Сан-Джиминьяно, город, город будущего, город на острове, город, в котором обрушились башни. Пыль от их падения скрыла улицы внизу. Потом все видения сошлись в единое изображение Солнца.

— Не медли, — попросила Минерва — ибо времени мало. Опасайся креста тамплиеров — многие попытаются встать на твоем пути.

Эцио поднял глаза. Он увидел сердито пылающее Солнце, словно ожидающее чего-то. Ему показалось, что оно сейчас взорвется, но ему показалось, что в центре взрыва он разглядел Крест тамплиров.

Видение исчезло. Минерва и Эцио остались наедине, и голос богини теперь, казалось, тоже исчезал, удаляясь по бесконечному тоннелю.

— Дело сделано. Сообщение доставлено. Мы все ушли из этого мира. Теперь все зависит от тебя. Больше мы ничего не может сделать.

А потом наступила темнота и тишина, Сокровищница вновь стала обычной темной подземной комнатой, в которой ничего не было.

Эцио пошел назад. Он вышел в маленькую комнату и увидел Родриго, лежащего на скамье, из угла его рта стекала зеленая желчь.

— Я умираю, сказал Родриго. — Я принял яд, я потерпел поражение, и у меня теперь нет смысла, чтобы жить дальше. Но скажи мне, — скажи мне, прежде чем я покину навсегда этот мир гнева и слез — скажи мне, что ты видел в Сокровищнице? Кого ты встретил?

Эцио посмотрел на него.

— Ничего. И никого, — ответил он.

Он прошел обратно через Сикстинскую капеллу, и вышел в солнечный свет, где уже ждали его друзья. Им предстояло создать новый мир.