Синтия Хэррод-Иглз - Подкидыш
– Ну, Том, вот это вопрос! И что же ты будешь делать, если слуг рядом не окажется? Вот позовут тебя сражаться за короля, как твоего дядю Томаса, а ты что же, ответишь: «Я не могу идти, милорд король, так как не умею оседлать свою лошадь»?
– Дядя Томас был очень храбрым, правда, бабушка?
– Да, дитя мое. Храбрым, красивым и благородным. Он был истинным джентльменом!
– Но его ведь убили, да?
– Он погиб в бою, сражаясь за своего повелителя. Он прикончил человека, который убил его лорда, и умер сам, упав рядом с мертвым телом герцога, – с чувством ответила Элеонора.
Маленький Том немного подумал.
– Я, пожалуй, не буду умирать, бабушка, – решил он. – Иначе как же я смогу еще раз покататься верхом?
– Все мы когда-нибудь умрем, малыш, – промолвила Элеонора. – И когда мы навеки закроем глаза, то, встретившись с Создателем, должны иметь право сказать Ему, что честно прожили свои жизни, что были смелыми и преданными, что верно служили своему властелину и никогда не помышляли об измене. Мы ведь захотим, чтобы Господь был доволен нами, так ведь?
Том пока не очень разбирался во всем этом, но достаточно хорошо уловил тон вопроса и послушно кивнул, хотя все еще продолжал сомневаться.
– Послушай, бабушка, разве Господь будет доволен нами, если мы умрем, как дядя Томас?
– Господь будет доволен нами, если мы будем защищать правое дело и не изменять своим клятвам. А если мы умрем за это, Бог будет любить нас даже еще больше.
Слова бабушки, похоже, ничуть не убедили Тома. Жизнь казалась мальчику такой прекрасной, что мысль о смерти совсем ему не нравилась. Про себя он думал, что было бы гораздо лучше, если бы дядя Томас не пал на поле брани; но малыш любил свою бабушку и хотел сделать ей приятное, поэтому воскликнул:
– Я хотел бы быть похожим на дядю Томаса, бабушка.
И понял: он сказал то, что надо, поскольку бабушка нагнулась, обняла его и промолвила тем странным голосом, каким говорят, когда хотят удержаться от слез:
– Ты будешь похожим на него, Том, когда вырастешь. Да благословит тебя Господь!
Потом выпрямилась, унося с собой тот чудесный аромат роз, который всегда окружал её, и сказала:
– Ну а теперь давай посмотрим, как ты будешь снимать с коня уздечку.
Они как раз кончили заниматься с лошадьми и рука об руку направлялись к дому, когда встретились с остальными членами семейства. Сначала на них налетели Ричард, Нед и Сесили, которых мистер Дженни только что отпустил с уроков и которые теперь бежали к клеткам, чтобы взглянуть на молодую пустельгу Неда; по крайней мере, Нед и Сесили хотели посмотреть на неё, а Ричард просто следовал за ними, как тень. Ричарду уже исполнилось десять, и он был тихим, прилежным мальчиком, слишком хрупким для своего возраста и немного нервным; он вздрагивал при малейшем шуме и часто витал в облаках, вместо того чтобы играть или заниматься каким-нибудь делом. У Ричарда было живое воображение, и он уже начал писать стихи и сочинять песни. Девочки всегда звали его, когда перед сном надо было рассказывать всякие захватывающие истории об эльфах и прочих чудесах. Элеонора считала, что в этом отношении он пошел в Роберта, тоже любившего поэзию и музыку; характер Роберта проглядывал и в том, как тянуло Ричарда к более уверенным в себе племянникам и племянницам.
Нед в свои девять лет был крепко сбитым, небольшого роста белокурым мальчуганом с сильными руками и ногами. Он был очень похож на свою мать и унаследовал от неё спокойный нрав, хотя пареньку нельзя было отказать ни в живости, ни в веселости. Семилетняя Сесили в отличие от своего брата росла упрямой и своенравной, и если выяснялось, что кто-то в доме напроказил, то можно было не сомневаться: тут не обошлось без этой девчонки! Она училась у мистера Дженни вместе с мальчиками, так как Эдуард считал, что девушке образование пригодится не меньше, чем юношам, но Дэйзи жаловалась, что Сесили по-прежнему дика, как лиса, и совсем не похожа на юную леди.
Элеонора в этом отношении была согласна с Эдуардом.
– Она еще успеет научиться светским манерам до того, как ей исполнится десять и придет время подыскивать ей жениха. Приобрести внешний лоск можно за несколько недель; греческий и латынь требуют куда большего усердия.
Сесили, бесспорно, была очень хороша собой, унаследовав ту белокурую красоту дикой розы, которая была присуща её матери; маленькая Маргарет, которой не исполнилось еще и четырех, тоже была румяной и круглощекой, но пока что не обещала стать такой же хорошенькой, как сестра; Том же, не похожий ни на отца, ни на мать, был вылитой копией бабушки – высокий, темноволосый, с голубыми глазами, упрямым подбородком и нежным ртом. Может быть, за то Элеонора и полюбила его сразу так сильно, что увидела в нем себя – юную и стоящую на пороге жизни.
Дети, по пути прихватив с собой Тома, убежали в один конец двора, а с другого, как утонченные образцы элегантности, подошли Хелен и Дэйзи и вместе с Элеонорой направились к дому.
– Как Том держится в седле? – спросила Хелен.
– Прекрасно, – со счастливой улыбкой ответила Элеонора. – Он очень сильный для своих лет и отлично сохраняет равновесие. Из него получится лучший из всех детей наездник.
– Но не слишком ли Херон велик для него, матушка? – спросила Дейзи с материнской заботливостью. – Может быть, лучше учить его на ком-нибудь поменьше – на Пэчворке, например?
Элеонора вздохнула.
– Моя дорогая Дэйзи, ты же в этом деле ровным счетом ничего не понимаешь, правда? Пэчворк – это же вьючный пони и ничего больше, к тому же спина у него широкая, как кровать. Ребенок может научиться держаться в седле, как истый джентльмен, лишь ездя на коне, достойном джентльмена!
– Меня это не очень волнует, матушка. Мне гораздо больше хочется, чтобы он дожил до того времени, когда и правда сможет стать джентльменом.
Элеонора перекрестилась.
– Никогда не говори таких вещей! Поверь мне, Дэйзи, что ездить на Хероне гораздо безопаснее, чем на каком-то паршивом пони, который только и умеет, что послушно плестись за хвостом другого такого же пони. Уж тут-то ты можешь мне доверять. Я, как-никак, благополучно вырастила восьмерых собственных детей.
– Да, матушка, я знаю, – мягко отозвалась Дэйзи, чувствуя приближение грозы.
– Вообще-то об одном из этих детей мы и хотели поговорить с вами, – вмешалась Хелен.
Элеонора посмотрела на одну, потом на другую и неожиданно улыбнулась.
– Вы выглядите такими серьезными, – сказала она. – Ну что же, дорогие доченьки, давайте присядем и чем-нибудь займем наши руки, пока будем беседовать. Нужно сшить еще целую сотню рубашек, и никто за нас этого не сделает.
