Виктор Кернбах - Лодка над Атлантидой (С иллюстрациями)

— Но вы допускаете внешнюю причину погружения Атлантиды. Допустим, что она существовала, что…

— Здесь мы коснулись другой области, которая и является главным источником моей гипотезы. Я основываюсь на определенной манере толкования старинных легенд, и не только в отношении Атлантиды. Я, как видите, соединил легенды и использовал их такими, какие они есть, и даже приводил тексты.

— Некоторые из них я узнал.

— Но не об этом речь. Я хочу вам напомнить, что почти всегда в основе мифов и легенд лежит правда, зарегистрированная прямо или косвенно определенным поколением. Потом эти легенды и мифы усложняются или упрощаются в памяти последующих поколений. Не забывайте, что тысячелетняя память утрачивает обычную форму. В конце концов видоизменяется и память индивидуума. Вспомните об оставшихся у вас детских впечатлениях и сравните их с тем, что помнят те люди, которые тогда были взрослыми. А легенды, которыми я занимался, берут свое начало в детстве человечества.

— Доказательства! Легенды почти всегда символы.

— Не всегда. Символами они являются тогда, когда совпадают по времени. Но человечество не создавало их с намерением символизировать что-либо. Символ — это все-таки более тонкая форма мышления. Легенды же взяли свое начало из комплекса воспоминаний о реальных фактах, иногда услышанных, а иной раз увиденных. Последующие поколения видоизменяли их, иногда упрощали, переделывали, вставляли новые места. Часто основное ядро легенды настолько покрыто последующими наслоениями, что его едва находишь. И я думаю, что труд по выявлению этого ядра можно сравнить с добычей радия. Человек в далеком прошлом был поставлен в условия, которые были выше его понимания и которые он все-таки хотел объяснить. Поэтому он начал становиться человеком! Но часто реальный факт во много раз превосходил возможности очевидца, так как средства исследования его были весьма примитивные. Я не хочу сказать, что мифическое животное Василиск, убивавшее одним взглядом, было тем самым оружием с невидимыми лучами, которыми пользовались мои марсиане. Я убежден, вы станете горячо возражать, что Василиск — это символ. Ну что ж, пусть будет так. Но амазонки? Вы сомневаетесь, что это память о матриархате?

— О, конечно, нет…

— Ну хотя бы это! Тогда хорошо: я завоевываю новый рубеж.

— Не знаю! Возможно, вы его потеряете.

— Хорошо, посмотрим! А чудовища…

— Вы забываете силу фантазии, если напоминаете мне о чудовищах. Уж не скажете ли вы, что железный дятел из сказок Испиреску — это птеродактиль!

— А почему бы нет? — сказал, весело смеясь, хозяин. — Чудовища из сказок — это деформированная копия доисторических животных: динозавров, диплодоков, стегозавров, ихтиозавров… — Которые исчезли еще до появления человека!

— Откуда это известно! Скажите мне, прошу вас, что исчезло сразу во всей истории Земли? Ничто не исчезает до тех пор, пока не родится и не укрепится новая, высшая форма. Но возьмем снова легенды. Никакая фантазия не создается из ничего. А у примитивного человека фантазия не была уж столь велика, как вы думаете. Любой миф был ответом наблюдателю на неизвестную и неожиданную реальность. Иногда люди быстро раскрывали правду, но миф продолжал существовать в форме сказки. Вспомните о кентавре.

— Кентавр — это религиозная выдумка.

— Религиозной она стала позднее. Вспомните, что не всем древним народам была известна лошадь. У египтян, например, не было лошадей. Лошадь пришла с Востока. Изображение всадника даже сейчас величественно. Но, увиденное впервые, оно было устрашающим: лошадь и всадник казались слитыми воедино. Жители островов Карибского моря испугались генуэзцев более всего из-за того, что увидели их верхом на лошадях. Всадник на лошади — это был кентавр. Когда же люди стали учиться верховой езде, легенда видоизменилась и приняла религиозное обличье. Религия всегда рождалась там, где царил страх и невежество, А когда жрецы и особенно духовенство стали просвещенными, они, естественно, продолжали проповедовать страх и невежество.

— Здесь вы бесспорно правы, так как это — назначение религии, секреты которой всегда в руках эксплуатирующих классов. В конце концов, и самые первые крестьяне, увидевшие автомобиль, бросали в него камнями и считали, что в ем сидит дьявол… Однако я думаю, что не всегда рождаются легенды. Например, легенда об автомобиле так и не родилась.

— Или будет правильнее сказать — просуществовала очень недолго, всего мгновение, благодаря развитию и быстрому распространению техники, так как через несколько лет парень с лопатой, который крестился при виде телеги с дьяволом, мог стать шофером.

Гость выпил кофе, немного подумал и снова заговорил:

— И все-таки многие легенды не что иное, как художественное представление неосуществимых мечтаний. Например, молодость без старости и жизнь без смерти из нашей прекрасной сказки.

— Вы знаете, что эта тема принадлежит не только румынскому фольклору, но и фольклору других стран. Например, на Кавказе. В грузинской сказке юноша уходит на поиски края, в котором нет смерти, и добирается туда после длительного и тяжелого путешествия. Однажды он встречает красавицу в хрустальном дворце. Юноша остается с девушкой. Проходят века, а ему кажется, что проходят дни. Он начинает тосковать по дому. Просьбы девушки не остановили юношу, и он отправляется к родным местам. После долгих странствий он добирается до своей родины, но, не найдя там ничего, кроме руин и туманных воспоминаний, он стареет и умирает.

— Эта сказка очень интересна, но только общая тема не что иное, как символ.

— У вас есть археологическое, материальное доказательство, что она только символ?

— Я думаю, что археологические доказательства должен требовать я! Вы же хотите доказать гипотезу ухода и прихода земного жителя в космос со скоростью света, но…

— Но как же вы хотели бы, чтобы почти примитивные очевидцы фактов относительности времени, называемой теперь парадоксом Эйнштейна, который и сегодня не очень-то многие понимают, толковали это как-нибудь иначе.

— Преувеличиваете.

— Это вы преувеличиваете, превращая все в символ! Мифы и легенды намного более сложны, чем мы их обычно трактуем. Мы материалистически судим о явлениях и в суждении о древнем мифе должны призвать на помощь как можно больше различных видов современной науки. Или вы хотите остановиться на одном из двух традиционных решений этой проблемы: поверить мифу как таковому, в который верили религиозные невежды, или довольствоваться тем, что они символы. Извините меня, дорогой мой, но это называется леностью мысли. Где же ваше аналитическое направление ума? Мы должны отбросить в трактовке мифов все наносное, как мы выкинули сверхъестественное. Если бы Шлиман принял легенду за символ, он не открыл бы Трои. Что скажете на это? Гомер сделал символом какую-то мнимую Трою для того только, чтобы противопоставить что-то ахейцам, не так ли?