Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной
Тофаа сидела на корточках в той же самой бесстыдной позе, в какой она обычно подмывалась, лицом ко мне, но ее «заросли» были скрыты в керамическом горшочке, который она прижимала к своей промежности. Прежде чем я успел извиниться и выйти вон из каюты, она спокойно убрала горшочек. Это был горшочек, который обычно используют для заварки чая, его горлышко оказалось скользким и блестящим от выделений, которыми были покрыты волосы Тофаа. Это уже было удивительно, но еще удивительней оказалось то, что из горшочка поднимался голубоватый дымок. Тофаа, очевидно, положила туда несколько своих деревянных лучин, зажгла их и направила струю дыма внутрь себя. Я и прежде видел женщин, которые играли с собой самыми разными игрушками, но никогда они не употребляли дыма, я так и сказал ей.
— Приличные женщины не играют с собой, — произнесла она осуждающим тоном. — Для этого существуют мужчины. Нет, Марко-валлах, внутренняя утонченность человека гораздо желанней, чем чистота его внешнего облика. Использование дыма дерева nim — древний способ очищения утонченных индусских женщин, и я делаю это ради вас, как бы мало вы это ни ценили.
Если честно, то я не видел, что тут можно было оценить: толстая грязная, темно-коричневая женщина сидела на корточках на полу каюты, бесстыдно раздвинув ноги, и направляла в себя синеватый дымок, который сочился между ее густой поросли. Я мог бы заметить, что некоторая внешняя утонченность могла бы увеличить ее шансы привлечь хоть кого-нибудь к утонченности внутренней, но из великодушия сдержался.
— Дым дерева nim препятствует случайному зачатию, — продолжила Тофаа. — Он также делает kaksha ароматными и вкусными, если кому-нибудь случится совать туда нос или пощипывать их губами. Вот почему я это делаю — на тот случай, если вы когда-нибудь не сможете подавить свою животную страсть, Марко-валлах, и возьмете меня против моей воли, несмотря на мои мольбы о пощаде, накинетесь на меня, не дав времени подготовиться, и силой своего жесткого sthanu преодолеете мою целомудренную, но мягкую защиту. Я делаю это из предосторожности и применяю дым дерева nim каждый день.
— Тофаа, я хочу, чтобы вы это прекратили.
— Вы хотите, чтобы я?.. — Ее глаза расширились; то же самое, должно быть, произошло и с ее yoni, потому что синий дым неожиданно повалил оттуда вверх. — Вы хотите, чтобы я вынашивала ваших детей?
— Gesù. Я хочу, чтобы вы прекратили все эти манипуляции ниже талии. Поймите же наконец: вы нужны мне в качестве переводчицы, и только. И хватит уже с меня этих ваших бесконечных ухищрений. А сейчас пойдемте обедать, Тофаа, наш рис и козье мясо уже пропитались солеными брызгами. Пошли, и накиньте что-нибудь на себя ниже пояса.
Признаться, в то время я искренне полагал, что мне попался самый отвратительный, глупый и жалкий образчик индусской женщины. Как ей удалось стать женой царя, было выше моего понимания, но теперь я еще больше, чем раньше, сочувствовал этому несчастному и вполне понимал, почему он отказался от царства и даже от жизни. Однако по прибытии в Индию я, к своему ужасу, обнаружил, что Тофаа вовсе не была исключением. Она была обычной и совершенно типичной индуской. В толпе женщин, к какому бы классу или касте они ни принадлежали, я смог бы отыскать множество таких Тофаа. Хуже того, я обнаружил, что женщины в Индии были неизмеримо выше по положению, чем мужчины.
До того, как попасть в Индию, я уже немало странствовал и во время своих путешествий встречался с представителями многих рас и народов. Я пришел к выводу, что мьен — это отбросы тибетских бон и что они являются самым низменным человеческим племенем, однако я ошибся. Если мьен, образно говоря, представляли собой уровень, соответствующий земной поверхности, то индусы были червями, которые рыли в земле ходы и выходы. Разумеется, во всех тех странах, где мне довелось побывать, одни люди обязательно презирали и ненавидели других за то, что у тех иной язык, или они не такие утонченные, или относятся к низшему слою общества, из-за разницы в образе жизни или же в вероисповедании. Однако в Индии абсолютно все презирали и ненавидели друг друга, бог весть по каким причинам. Такого я еще нигде не встречал.
Поскольку я всегда стремлюсь оставаться по возможности справедливым и беспристрастным рассказчиком, то считаю своим долгом отметить, что я немного ошибался с самого начала, думая, что все индийцы — это индусы. Тофаа сообщила мне, что слово «индус» — всего лишь производное от «индиец». Так называли тех индийцев, которые проповедовали индуистскую религию Sanatana Dharma, или «Вечное Повиновение». Сами они предпочитали называться «брахманами», по имени своего верховного божества (Брахма, или Создатель). Всего у них три главных божества (остальные два называются Вишну, или Спаситель, и Шива, или Разрушитель) и огромное количество богов рангом меньше. Остальные индусы выбирали себе бога из этой толпы (сюда, например, входили Варуна, Кришна, Хануман и многие другие) и объявляли себя его служителями; причем каждая группировка индусов считала себя наиболее важной и значительной. Немало жителей Индии также приняло ислам, просочившийся сюда с севера и запада. Совсем немногие из индийцев все еще практикуют буддизм. Эта религия, хотя она изначально и возникла в Индии, но после того, как распространилась далеко за ее пределы, практически прекратила свое существование на родине — возможно, оттого, что призывала к наслаждению чистотой. Еще есть индийцы, которые исповедуют другие религии, практикуют различные культы: например, джайн, сикх, йогу и другие — или же входят в многочисленные секты. И среди всего этого обилия и разнообразия, смеси, частичных наложений вер все индийцы вместе сохранили одну особенность: приверженцы любой религии презирают и ненавидят всех остальных. Это они блюдут свято.
И еще я заметил вот что. Жители Индии не особенно любили, когда их всех вместе огульно именовали «индийцами». Они представляли собой кипящий котел разных народов, однако ингредиенты, которые в нем варились, никогда не смешивались, по крайней мере так они заявляли. Там встречались чоланцы, арийцы, синдхи, бхилы, бенгальцы, гонды… Да всех и не перечислишь. Индийцы со светло-коричневой кожей называли себя белыми и утверждали, что они якобы произошли от светловолосых и светлоглазых предков, которые пришли в Индию откуда-то издалека с севера. Если даже это и было правдой, то с тех пор, за многие века, они так перемешались с имеющими темно-коричневую и черную кожу народами, которые принадлежали к южным расам и особенности которых неизменно брали верх — как это происходит с грязью, когда ее наливают в молоко, — что все индийцы стали теперь грязно-коричневого оттенка. Однако все без исключения здесь хвастались своей внешностью, а незначительные различия в оттенках цвета служили лишь предлогом для того, чтобы культивировать свою ненависть друг к другу. Светло-коричневые здесь всячески высмеивали темно-коричневых, а те, в свою очередь, — абсолютно черных.
