Майкл Арнольд - Кровь предателя
Мейкпис был быстр, быстрее чем когда-либо, и Страйкер был вынужден сосредоточиться и не терять концентрации, несмотря на боль, наполнившую тело, пот, жгущий глаз подобно кислоте, и горящие легкие.
Мейкпис окинул его взглядом с головы до пят и хищно ухмыльнулся.
- Становишься медлительным, - прошипел он. - Старым и слепым. Невыгодный расклад, Страйкер.
- А почему я слеп, Илай? Она была почти ребенком.
- Да нет, mon Capitaine, она уже не была ребенком. Каюсь, юной, может, и была, но точно не девочкой.
- А ты не спросил, сколько ей лет?
- Я видел, что достаточно. А затем убедился, что прав. Она ведь не противилась ухаживаниям, так ведь?
- Ты, ублюдок. Когда я вас нашел, у нее уже слез не осталось. Совсем ничего. Ты надругался на ней. Сломал её.
- Она стонала от удовольствия, mon Capitaine. Стонала и просила еще, это я прекрасно помню.
Страйкер тоже помнил этот день. Со дня ужасной и кровопролитной битвы при Лютцене прошла неделя, и английские наемники, сражавшиеся за победоносных шведов, по-прежнему квартировали в немецких деревнях. Он помнил, как в тот горький ноябрьский вечер вошел в саксонскую таверну, и даже сейчас перед ним стояло лицо той бедной девочки. Её подбородок и шея были измазаны блевотиной, а щеки были в синяках и подтеках от кулачных ударов.
Он вспомнил Бейна, развалившегося на стуле в углу. Сержант спокойно курил длинную трубку, сторожа дверь, пока его офицер получал удовольствие. Девчонку бросили на стол, а лейтенант Илай Мейкпис со спущенными штанами неистово входил толчками в неподвижно лежавшее перед ним тело.
Когда Страйкер вошел, Бейн отбросил в сторону трубку и потянулся к зловещего вида алебарде, приставленной к его боку. Страйкер выхватил клинок, прежде чем огромный сержант успел подняться на ноги. Увесистая гарда клинка влетела Бейну в висок, припечатав того в бессознательном состоянии к стулу. А потом Страйкер занялся Мейкписом.
- У меня по-прежнему остались шрамы, - прошипел Мейкпис.
- Ты заслуживал порки, Илай.
- Порки? Я едва дышал после того, как ты меня отделал. Прошел почти месяц, прежде чем я вновь смог ходить! Но этот месяц я потратил с умом. Получил время обдумать месть, - гримаса перебежчика превратилась в злорадную ухмылку. - И расплатились мы с тобой стократно.
Страйкер помнил расплату. Как в его эль подсыпали зелье, когда он праздновал канун нового года в сомнительном борделе, и как его в полуобморочном состоянии отделал здоровый сержант Бейн, избив кулаками и дубинкой. Помнил, как очнувшись, обнаружил себя с кляпом во рту привязанным в глубине небольшой заброшенной конюшни. Помнил черную дорожку пороха, которая с шипением подбиралась к пороховому бочонку возле него.
- Мне никогда не понять, как тебе удалось выжить, - произнес Мейкпис. - Взрыв должен был вознести тебя прямиком на небеса.
Страйкер и сам точно не помнил. Знал лишь, что откатился в сторону, отчаянно извиваясь связанным телом, пока запал продолжал бежать. На одно громогласное мгновение возникла вспышка света, а потом его окутала тьма.
Очнулся он уже в Лейпциге, в палатке хирурга, охваченный мучительной болью, с истерзанным и обезображенным телом. И он помнил Лизетт Гайяр и её нежную заботу.
- Тебя следовало за это повесить, Илай, - произнес глухим и далеким голосом Страйкер.
- Но не осталось ни одной мало-мальской улики, мой капитан, - ответил Мейкпис. - Несомненно, ты знал, что это мы с Бейном. Мы и хотели, чтобы ты знал.
Страйкер усилием воли заставил себя сконцентрироваться и слегка приподнял клинок, искушая Мейкписа броситься под острие.
- Я заберу Мокскрофта и похороню твой труп здесь, среди деревьев, и никто никогда тебя не найдет.
Лицо Мейкписа скривилось. Страйкер продолжил.
- Ты превратишься в ничто. Еще одно гниющее в земле тело. Никто тебя не вспомнит. Никто не станет оплакивать.
Мейкпис метнулся вперед, широко занеся клинок над головой, намереваясь снести Страйкеру макушку.
Страйкер отпрянул в сторону, и клинок разрезал воздух. Мейкпис по инерции качнулся вперед и едва успел выпрямиться, когда Страйкер нанес удар. Он атаковал Мейкписа серией острых размеренных выпадов, которые рыжеволосый яростно отражал, отступая.
Мейкпис с удивительной скоростью метнулся вбок, надеясь перевести оборону в атаку, но Страйкер разгадал его замысел и парировал удар снизу, который легко мог бы вскрыть ему артерию в паху. Теперь они сблизились, и Страйкер свободной рукой ударил Мейкписа кулаком в лицо, раскрошив тому зубы. Мейкпис не упал, но его лицо превратилось в кошмарную кровавую маску.
Он попытался заговорить, но стоило ему открыть рот, как его сдерживала боль.
Мейкпис сплюнул сгусток крови, слизи и зубов, который упал на длинные стебельки травы и завис там студенистой массой.
Сделав шаг вперед, Страйкер занес клинок в свирепом боковом замахе, который, несмотря на то, что ему не хватало точности, отдался дрожью по всему телу Мейкписа, когда клинок рыжеволосого капитана принял на себя удар. Мейкпис отшатнулся, опустив оружие к поясу, и Страйкер вновь сделал выпад. На этот раз он ударил наотмашь, и Мейкпису пришлось поднять клинок перед собой, чтобы отразить удар. Мейкпис теперь истекал кровью и надсадно хрипел при каждом движении. Нить сражения ускользала от него, и защита слабела с каждым мгновением.
Страйкер опять перешел в наступление, разразившись серией из трех сокрушительных ударов в голову. Первый заставил Мейкписа упасть на колено. Второй выбил из его руки палаш. А третий глубоко вошел в запястье, заставив Мейкписа вскрикнуть от боли, злобы и страха. Крик был пронзительным и жалобным и перекрыл звуки битвы, словно плач лесного чудовища.
Страйкер пнул Мейкписа ногой в грудь, повалив его на спину.
Мейкпис заскулил, слова агонии и отчаяния бессвязно срывались с его разбитых уст. Но Страйкер не обратил внимания на эти мольбы, перекинул палаш в другую руку и достал дирк. Он опустился на колено рядом с раненым; кровь и роса мгновенно намочили его колено.
- Я сделаю это быстро, Илай, - произнес он сдавленно и хрипло.
Мейкписа стошнило. Густая масса блевотины, крови, слюны и желчи вырвалась из его глотки, превратив рот во взорвавшийся котелок, и он повернул голову на бок, чтобы освободиться от зловонной жидкости. Когда он повернулся, его карие глаза спокойно встретили взгляд единственного и холодного глаз Страйкера. Мейкпис вновь попытался заговорить, но его слова были такими невнятными и тихими, что Страйкер почти их не слышал.
Он подался вперед, и слова обрели форму. Мейкпис прошептал имя. Имя, которое многое объясняло и рассеяло множество иллюзий. Страйкер мгновенно опустил оружие.