Генрик Сенкевич - Крестоносцы
Но этот колокольчик разбудил и Юранда; открыв глаза, старый рыцарь сел вдруг на постели и стал озираться кругом, моргая глазами.
— Слава Иисусу Христу!.. Как ваше здоровье? — спросила княгиня.
Но Юранд, видно, ещё не совсем очнулся, он воззрился на княгиню, как будто не узнавая её, и через минуту крикнул:
— Сюда! Сюда! Разрывайте сугроб!
— Господи помилуй, да ведь вы уже в Цеханове! — снова воскликнула княгиня.
Юранд наморщил лоб, точно никак не мог собраться с мыслями, и переспросил:
— В Цеханове?.. Дочка меня ждет… князь с княгиней… Дануська! Дануська!..
И, закрыв вдруг глаза, он снова повалился на постель. Збышко и княгиня испугались, не умер ли он, но грудь его в ту же минуту стала вздыматься, как в глубоком сне.
Отец Вышонек приложил палец к губам, сделал знак рукой, чтобы не будили больного, и прошептал:
— Он может проспать так целый день.
— Да, но что он говорил? — спросила княгиня.
— Он говорил, что Дануся ждет его в Цеханове, — ответил Збышко.
— Это он ещё не очнулся, — объяснил ксендз.
XXVIII
Отец Вышонек опасался, что и после нового пробуждения у Юранда может опять помрачиться сознание и он снова может надолго впасть в беспамятство. А пока ксендз пообещал княгине и Збышку дать знать, как только старый рыцарь заговорит, и, когда те ушли, тоже отправился спать. Юранд проснулся только на второй день праздника, когда время подошло к полудню; он был уже в полном сознании. Княгиня и Збышко присутствовали при его пробуждении. Юранд сел на постели, взглянул на княгиню и, тотчас признав её, воскликнул:
— Милостивая пани… Ради Бога, неужто я в Цеханове?
— Вы и праздник проспали, — ответила княгиня.
— Снегом меня замело. Кто меня спас?
— Да вот этот рыцарь, Збышко из Богданца. Помните, в Кракове…
Юранд устремил на юношу здоровый глаз и сказал:
— Помню… А где Дануська?
— Разве её не было с вами? — с беспокойством спросила княгиня.
— Как же она могла быть со мной, коли я ехал к ней?
Збышко и княгиня переглянулись, они подумали, что Юранд всё ещё бредит.
— Что вы, опомнитесь! — сказала княгиня. — Да разве Дануси не было с вами?
— Дануси? Со мной? — переспросил в изумлении Юранд.
— Слуги ваши погибли, а её не нашли. Почему вы оставили её в Спыхове?
Юранд ещё раз переспросил, но уже с тревогой в голосе:
— В Спыхове? Да ведь она не у меня, а у вас, милостивая пани!
— Вы же прислали за нею к нам в лесной дом слуг с письмом!
— Во имя отца и сына! — воскликнул Юранд. — Я никого не присылал.
Внезапная бледность покрыла лицо княгини.
— Что такое? — спросила она. — Вы уверены, что вы в памяти?
— Милосердный боже, где моя дочь? — вскричал, срываясь с постели, Юранд.
Отец Вышонек при этих словах поспешно вышел из горницы.
— Послушайте, — продолжала княгиня, — к нам в лесной дом приехали вооруженные слуги с письмом от вас, вы просили в письме отправить к вам Дануську. Вы писали, что вас придавило балкой на пожаре… что вы чуть совсем не ослепли и хотите видеть дочь. Слуги взяли Дануську и уехали…
— Горе мне! — воскликнул Юранд. — Клянусь Богом, никакого пожара в Спыхове не было и я никого за ней не посылал!
Тут вернулся ксендз Вышонек с письмом; он протянул его Юранду и спросил:
— Это ваш ксендз писал?
— Не знаю.
— А чья печать?
— Печать моя. Что написано в письме?
Отец Вышонек стал читать письмо. Юранд слушал, хватаясь за голову; когда ксендз кончил читать, он воскликнул:
— Письмо подложное!.. Печать поддельная! Горе мне! Они похитили мою дочь и погубят её!
— Кто?
— Крестоносцы!
— Раны Божьи! Надо сказать князю! Пусть шлет послов к магистру! — воскликнула княгиня. — Иисусе милостивый! Спаси её и помилуй!..
И она с криком выбежала из горницы. Юранд сорвался с постели и стал лихорадочно натягивать одежды на свое могучее тело. Збышко сидел в оцепенении, но через минуту в ярости заскрежетал зубами.
— Откуда вы знаете, что её похитили крестоносцы? — спросил ксендз Вышонек.
— Клянусь всем святым!
— Погодите! Так оно, может, и есть. Они приезжали в лесной дом жаловаться на вас… Требовали возмездия…
— И они похитили её! — внезапно воскликнул Збышко.
С этими словами он выбежал вон, бросился в конюшню и велел закладывать сани и седлать коней, сам толком не зная, зачем он это делает. Он сознавал только одно: надо ехать спасать Данусю — и притом немедленно, и притом в самую Пруссию, — надо вырвать её из вражеских рук или погибнуть.
Вернувшись в горницу, Збышко сказал Юранду, что оружие и кони сейчас будут готовы. Он был уверен, что Юранд поедет с ним. Юноша пылал гневом, сердце его надрывалось от муки и жалости, и все же он не терял надежды, ему казалось, что вдвоем с грозным рыцарем из Спыхова они всех одолеют, смогут ударить даже на всю крестоносную рать.
В горнице, кроме Юранда, отца Вышонека и княгини, он застал князя и господина де Лорша, а также старого пана из Длуголяса, которого князь, узнав о происшедшем, тоже призвал на совет, как человека разумного, отлично знавшего крестоносцев, у которых он провел долгие годы в неволе.
— Надо действовать осторожно, чтобы горячностью не испортить дела и не погубить девушку, — говорил пан из Длуголяса. — Немедля надо жаловаться магистру; коли вы, вельможный князь, дадите послание, я поеду к нему.
— И послание я дам, и к магистру вы поедете, — сказал князь. — Клянусь Богом, не дадим погибнуть дитяти! Магистр боится войны с польским королем, он хочет, чтобы я и брат мой Семко стали на его сторону… Нет, не по его повелению похитили крестоносцы Дануську, и он прикажет отдать её.
— А если по его повелению? — спросил ксендз Вышонек.
— Хоть он и крестоносец, однако честнее их всех, — возразил князь, — да и я уж сказал, что не стал бы он теперь гневить меня, а скорее постарался бы угодить. Могущество Ягайла — не шутка… Эх, и донимали они нас, покуда могли, а теперь спохватились, что, коли ещё мы, мазуры, поможем Ягайлу, худо им придется…
— Это верно, — заговорил пан из Длуголяса. — Крестоносцы зря ничего не делают; уж коли они похитили девушку, так, думаю, для того, чтобы выбить меч из рук Юранда и либо выкуп взять, либо обменять её.
Затем он обратился к пану из Спыхова:
— Кто у вас сейчас из невольников?
— Де Бергов, — ответил Юранд.
— Он что, из вельможных?
— Должно быть, из вельможных.
Услыхав имя Бергова, господин де Лорш стал о нем расспрашивать.