Вальтер Скотт - Роб Рой
Засвидетельствовав свое глубокое почтение вельможе, как того требовал его ранг, я сообщил ему, что был невольным свидетелем поражения королевских солдат в битве с горцами в Лох-Ардском проходе (так, сказали мне, называлось место, где был взят в плен капитан Торнтон) и что победители грозят суровыми карами тем, кто попал в их руки, как и вообще всей Нижней Шотландии, если их предводитель, взятый утром в плен, не будет им возвращен целым и невредимым.
Герцог (ибо тот, к кому я обращался, носил титул герцога) выслушал меня с полным спокойствием и ответил, что ему очень прискорбно обрекать несчастных джентльменов на жестокую расправу со стороны варваров, в чьи руки они попали, но бессмысленно надеяться, что он отпустит на волю главного виновника всех этих бесчинств и беззаконий и тем самым поощрит разнузданность его последователей.
— Можете вернуться к тем, кто вас послал, — продолжал он, — и сообщить им, что Роб Рой Кэмбел, которого они зовут Мак-Грегором, на рассвете будет непреложно казнен по моему приказу, как преступник, взятый с оружием в руках и заслуживший смерть тысячью злодеяний; что меня справедливо почитали бы недостойным моего высокого звания и назначения, если бы я действовал иначе; что я найду способ оградить страну от их дерзких угроз и что если они тронут хоть волос на головах несчастных джентльменов, которых случай предал в их руки, я отвечу самой беспощадной местью — так, что камни их ущелий сто лет будут стонать от нее!
Я смиренно попросил разрешения отклонить возложенную на меня почетную миссию и упомянул о явной опасности, связанной с нею, но благородный военачальник возразил, что если дело обстоит таким образом, я могу послать своего слугу.
— Разве что дьявол влезет в мои ноги! — воскликнул Эндрю, не смущаясь присутствием высоких особ и не давая мне времени ответить самому. — Разве что дьявол влезет в мои ноги, а так я не сделаю ни шагу. Уж не думают ли господа, что у меня есть второе горло про запас, на случай, если Джон Горец полоснет меня по шее ножом? Или что я могу нырнуть в озеро у одного берега и выплыть у другого, как дикая утка? Ну нет! Каждый за себя, а Бог за всех! Пусть люди сами заботятся о себе да о своем роде-племени и свои поручения пусть исполняют сами, нечего посылать Эндрю! Роб Рой никогда близко не подходил к Дрипдейли, никогда не воровал груш да яблок ни у меня, ни у моих родных.
С трудом уняв поток красноречия моего слуги, я напомнил герцогу, какой большой опасности подвергаются капитан Торнтон и мистер Джарви. Я готов, сказал я, передать условия герцога противной стороне, но пусть он видоизменит их настолько, чтоб осталась надежда спасти жизнь пленников. Я уверил его, что если я могу быть полезен, опасность меня не смутит, но все, чему я был свидетелем, не оставляет сомнений, что пленников тут же убьют, если предводитель разбойников будет казнен.
На герцога мои слова явно произвели впечатление. Случай трудный, сказал он, и он это сознает, но на нем лежит «важнейший долг перед страной, которого нельзя не исполнить: Роб Рой должен умереть».
Признаюсь, не без волнения выслушал я смертный приговор моему доброму знакомцу, мистеру Кэмбелу, который столько раз выказывал мне свое расположение. И в этом чувстве я был не одинок, потому что многие из приближенных герцога отважились высказаться в пользу осужденного. «Было бы разумнее, — говорили одни, — отправить его в замок Стерлинг и держать там под строжайшим надзором как заложника, чтобы утихомирить этим шайку и добиться ее роспуска. Очень жаль было бы отдать страну на разгром разбойникам, тем более что теперь, с наступлением длинных ночей, будет очень трудно предотвратить грабежи: охрану повсюду не расставишь, а горцы всегда сумеют выбрать незащищенный пункт». Другие добавляли, что было бы слишком жестоко предоставить пленников их участи, так как нельзя сомневаться, что в пылу мести угроза убить их будет тотчас исполнена.
Гарсхаттахин осмелился пойти еще дальше, положившись на рыцарскую честь вельможи, хотя и знал, что у того были особые причины ненавидеть пленника. Правда, сказал он, Роб Рой неудобный сосед для Низины и, конечно, причиняет много беспокойства его светлости и он, быть может, поставил разбойничий промысел на такую широкую ногу, как никто в наши дни, однако у него есть голова на плечах и его можно еще как-нибудь урезонить, тогда как его жена и сыновья — сущие дьяволы, которые не знают ни страха, ни пощады, и во главе его бесшабашных головорезов станут поистине чумой для страны — хуже, чем был когда-либо Роб Рой».
— Вздор! — оборвал герцог. — Ведь только ум да ловкость и позволяют этому человеку так долго удерживать свое владычество; рядовой шотландский разбойник был бы давно повешен, не погуляв на воле столько недель, сколько лет благоденствует Роб. Его шайка без него недолго будет докучать нам — не дольше проживет, чем оса без головы: ужалила раз, и тут же ее раздавили.
Но Гарсхаттахин стоял на своем.
— Всем известно, ваша светлость, — возразил он, — что я недолюбливаю Роба, как и он меня: он дважды очистил мои хлева и не раз угонял скот у моих арендаторов; тем не менее…
— Тем не менее, Гарсхаттахин, — сказал с многозначительной улыбкой герцог, — вы, мне кажется, склонны считать такие вольности извинительными для друга ваших друзей, — а Роб отнюдь не числится врагом заморских друзей майора Галбрейта.
— Если это и так, милорд, — сказал Гарсхаттахин в том же шутливом тоне, — это не самое худшее, что о нем известно. Однако не пора ли нам услышать весть от кланов, которой мы так долго дожидаемся? Будем надеяться, что они сдержат перед нами слово горцев… но я их знаю давно: не вяжутся английские ботфорты с шотландскими трузами.
— Никогда не поверю, — сказал герцог. — Эти джентльмены известны своей честностью, и я не допускаю мысли, что они нарушат слово и не явятся. Вышлите еще двух всадников навстречу нашим друзьям. До их прихода нам нечего и думать о штурме того ущелья, где капитан Торнтон дал захватить себя врасплох и где, по моим сведениям, десять пеших бойцов могут держаться против лучшего в Европе конного полка. А пока распорядитесь накормить людей.
Распоряжение это было отнесено и ко мне — очень кстати, так как я ничего еще не ел после наспех состряпанного ужина в Эберфойле накануне вечером. Отряженные разведчики вернулись, но не принесли никаких известий о вспомогательных отрядах.
Солнце уже клонилось к закату, когда наконец явился горец, принадлежавший к тем кланам, от которых ждали подмоги, и с нижайшим поклоном передал герцогу письмо.
— Превратиться мне в бочку кларета, — сказал Гарсхаттахин, — если это не любезное извещение, что проклятые горцы, которых мы притащили сюда после стольких трудов и мучений, надумали вернуться восвояси и предлагают нам управиться со своими делами собственными нашими силами!
— Так и есть, джентльмены, — побагровев от гнева, подтвердил герцог, когда прочел письмо, нацарапанное на грязном клочке бумаги, хоть адрес был написан по всей форме: «В собственные высокочтимые руки Светлейшего и Могущественного Властителя, Герцога…» и так далее и так далее. — Наши союзники, — продолжал герцог, — изменили нам, джентльмены, и заключили с неприятелем сепаратный мир.
— Такова судьба всех союзов, — сказал Гарсхаттахин. — Голландцы поступили бы с нами таким же образом, если бы мы упредили их в Утрехте.
— Вы в веселом настроении, сэр, — сказал герцог, и его нахмуренные брови показали, как мало понравилась ему шутка майора. — Однако наше дело принимает серьезный оборот. Я думаю, никто из джентльменов не одобрил бы теперь попытки с нашей стороны идти дальше в глубь страны без поддержки дружественных кланов или же пехотных частей из Инверснейда?
Все единогласно подтвердили, что сейчас подобная попытка была бы чистым безумием.
— И было бы не очень разумно, — продолжал герцог, — оставаться здесь на месте, подвергаясь опасности ночного нападения. Поэтому я предлагаю отступить, расположиться лагерем в Духрее или Гартартане и, держа неусыпную и бдительную стражу, переждать до утра. Но прежде чем нам разойтись, я устрою допрос Роб Рою перед всеми вами: пусть собственные глаза и уши убедят вас, как безрассудно было бы дать возможность этому разбойнику продолжать свои беззакония.
Был отдан соответственный приказ, и пленник предстал пред герцогом. Руки его были стянуты выше локтей и прикручены к телу конской подпругой, застегнутой на пряжку за спиной. Два капрала держали его с правой и с левой стороны, а две шеренги солдат, с карабинами на взводе, с примкнутыми штыками, для вящей безопасности шли позади.
Впервые увидел я этого человека в его национальной одежде, подчеркивающей особенности его облика. Копна рыжих волос, которые, когда он носил костюм горожанина, были скрыты под шляпой и париком, выбивалась теперь из-под шотландской шапочки, оправдывая прозвище «Рой», то есть «Красный», под которым его больше всего знали в Нижней Шотландии и помнят до сих пор. Прозвище подтверждал и внешний вид той части ног от подола юбки до верхнего края чулок, которую горец оставляет голой: она была у него покрыта порослью густого короткого рыжего волоса, особенно вокруг колен, напоминая этим, а также своей жилистой силой ноги красно-бурого шотландского быка. В общем, из-за перемены одежды, а может быть, и потому, что я узнал его истинное грозное имя, внешность его представилась моим глазам настолько более дикой и необычной, чем представлялась раньше, что я едва признал в нем своего старого знакомца.
