Карл Май - Через пустыню

Так и произошло. Шейх нас увидел и поспешно поскакал к нам.

— Ну что, эфенди? — спросил он меня.

— Все зависит от того, что ты узнал. Может быть, тебя заметили?

— Нет. Только один пастух прогнал мимо свое стадо, да и то вдали от меня…

— Так как же тебя взяли в плен?

— Ты велел мне прибыть к развалинам Харсабада. До сегодняшнего утра я укрывался в самой южной долине, потом перебрался ближе к дороге, чтобы увидеть тебя. Здесь меня окружили солдаты. Я не мог защищаться, потому что их было слишком много. Почему они меня сделали своим пленником, я не знаю.

— Они тебя спрашивали о твоем племени, о твоем имени?

— Да, но я не сказал им правду.

— Эти люди неопытны. Араб узнал бы тебя по татуировке. Они взяли тебя в плен, потому что в развалинах Куфьюнджика располагаются войска паши, готовящиеся к походу против шаммаров.

Шейх испугался и придержал коня.

— Против шаммаров? Да поможет нам Аллах! Тогда я должен немедленно вернуться!

— Незачем. Мне известен план губернатора.

— В чем он заключается?

— Поход против шаммаров остается пока только предположением. Повелитель Мосула хочет сначала напасть на езидов. Но те не должны ни о чем догадаться, и поэтому он ведет приготовления так, как будто намеревается выступить против шаммаров.

— Ты это точно знаешь?

— Совершенно точно, так как я сам с ним говорил. Я еще должен вернуться к губернатору, а потом разведать для него районы шаммарских пастбищ.

— Если он быстро разделается с езидами, то, конечно, воспользуется возможностью сразу же послать войско против шаммаров.

— Он не так быстро справится с езидами. В этом ты можешь на меня положиться. Война не успеет кончиться за время короткой весны.

— Машалла, что может сделать весна с такой войной, эфенди?

— Очень много. Как только наступят жаркие дни, травы увянут и равнина высохнет. Бедави со своими стадами уйдут в горы Шаммар или Синджар, и губернаторское войско перемрет самым жалким образом.

— Ты прав, эфенди. Давай же беспечно продолжим путь; но я не знаю дороги.

— Справа от нас идет дорога на Айн-Сифни, слева на Джераю и Баадри. До Баадри нас не увидят, а поэтому целесообразнее все время придерживаться берега Хосара. Как только мы оставим Джераю позади, нам уже нечего будет бояться.

— Как далеко до Баадри?

— Три часа.

— Господин, ты — великий эмир. Ты приехал из очень далекой страны, а знаешь эти края лучше меня!

— Мы направляемся в Амадию, и я очень подробно справился о тех местах, по которым мы должны проехать. Вот и все! А теперь — вперед!

Хотя обе дороги, которых мы старались избежать, были удалены одна от другой всего лишь на полчаса конной езды, нам все же посчастливилось остаться незамеченными. Когда мы видели людей справа, уклонялись влево, а если замечали людей слева, то сворачивали направо. Естественно, моя подзорная труба оказывала мне при этом очень важную службу. Только ей одной должны мы были быть благодарны за то, что наконец-то смогли почувствовать себя в безопасности при виде Баадри.

Мы провели почти десять часов в седле и довольно прилично устали, когда достигли гряды холмов, у подножия которых расположилась деревня, бывшая резиденцией духовного главы поклонников дьявола, а также вождей западной части племени. Я спросил у первого встречного имя бея. Он смущенно посмотрел на меня. Я не учел, что езиды большей частью не говорят по-арабски.

— Как зовут бея? — спросил я по-турецки.

— Али-бей, — ответил он мне.

— Где он живет?

— Пойдем, я проведу тебя!

Он подвел нас к большому каменному зданию.

— Здесь живет бей, — сказал человек, а потом удалился.

В деревне царило исключительное оживление. Кроме домов и хижин, я заметил множество палаток, перед которыми были привязаны лошади или ослы, а между палатками двигалась многолюдная толпа. Она была такой большой, что нашего прибытия, казалось, не заметили.

— Сиди, посмотри сюда! — сказал Халеф. — Узнаешь?

Он показал на осла, привязанного у входа в дом. В самом деле, это был осел нашего толстяка писаря! Я спешился и вошел в дом. Там меня встретил тонкий фальцет храброго Ифры:

— И ты не хочешь дать мне никакой другой квартиры?

— У меня нет никакой другой! — раздалось в ответ.

— Ты староста этой деревни, ты должен предоставить мне хоть какую-нибудь!

— Я тебе уже сказал, что у меня ничего нет. Деревня переполнена паломниками. Больше нет ни одного свободного места. Почему твой эфенди не возит с собой палатки?

— Мой эфенди? Он — эмир, крупный бей, более знаменитый, чем все вожди езидов в ваших горах!

— Где он?

— Он приедет. Сначала он поймает одного пленника.

— Поймает пленника? Ты что, с ума сошел?

— Убежавшего пленника.

— Ах так!

— У него есть фирман [135] султана, фирман консула, фирман и много писем от губернатора, а вот и мое свидетельство!

— Он мог прийти сам!

— Что? У него есть права на диш-парасси, а ты говоришь, он мог бы прийти сам! Я хочу говорить с шейхом!

— Его здесь нет.

— Тогда я поговорю с беем!

— Войди к нему!

— Да, я пойду. Я — ротный писарь государя, мое месячное жалованье составляет тридцать пять пиастров, и мне не надо бояться какого-то деревенского старосты. Ты слышишь?

— Да, тридцать пять пиастров в месяц! — раздалось почти весело. — Что ты еще получаешь?

— Что еще? Два фунта хлеба, семнадцать лотов мяса, три лота сливочного масла, пять лотов риса, один лот соли и полтора лота приправ ежедневно, а кроме того, мыло, растительное масло и сапожную ваксу. Понимаешь меня? А если ты смеешься над моим носом, которого у меня больше нет, я тебе расскажу, как он у меня пропал! Это было тогда, когда мы стояли под Севастополем. Я оказался под градом пуль, и…

— У меня нет времени тебя слушать. Должен ли я сказать бею, что ты хочешь с ним говорить?

— Скажи ему обязательно. Но не забудь упомянуть, что я не позволю ему отделаться от меня.

Значит, это моя персона была темой этой громкой беседы. Я вошел, Мохаммед Эмин и Халеф последовали за мной. Староста как раз собирался открыть дверь, но при нашем появлении обернулся.

— Вот и эмир пришел, — сказал Ифра. — Он покажет, кому ты должен повиноваться!

Сначала я обратился к ротному писарю;

— Ты здесь! Как же это ты прибыл самостоятельно в Баадри?

На лице его проявилось некоторое смущение, однако он не задержался с ответом:

— Разве я не сказал тебе, твое превосходительство, что поеду вперед?

— Где же остальные?

— Исчезли, испарились, смылись!

— Куда?

— Я этого не знаю, твое высочество.

— Ты же должен был это видеть!

— Я видел очень немного. Когда пленный убежал, все бросились за ним, мои люди и арнауты тоже.