Сергей Шведов - Золото императора

– А что у нас с Валентинианом? – удивился Пордака.

– Император умер десять дней тому назад, – сказал спокойно Лупициан. – Я разговаривал с гонцом, которого комит Меровлад направил с печальной вестью к божественному Валенту.

Пордака так и не смог придать своему лицу скорбное выражение, приличествующее случаю. Его буквально распирало от восторга. Со смертью Валентиниана заканчивалась опала бывшего префекта анноны, и он теперь мог без опаски вернуться в Рим. И хорошо бы вернуться в Вечный город с казной, распухшей от золота.

– Не так откровенно, Пордака, – осудил обрадованного нотария Лупициан.

– Я считаю, комит, что в создавшейся ситуации нам следует наплевать на договоренности с префектом Софронием. Ведь наверняка Целестина действует по его указке.

– Допустим, – задумчиво протянул Лупициан. – А что ты скажешь императору Валенту?

– Ничего, высокородный комит, – усмехнулся Пордака. – В конце концов, у нас с тобой слишком много забот, чтобы следить за блудницами. И если благородная Целестина сгинет где-то на дороге вместе с обозом, то в чем же здесь наша вина? Вряд ли в создавшейся ситуации префект Софроний пойдет искать правду к императору Валенту.

– Я дам тебе людей, Пордака, – кивнул Лупициан. – Куда ты собираешься переправить обоз?

– В загородную усадьбу Максима, которую он передал в твое распоряжение, комит.

– А что ты скажешь моим людям?

– Скажу, что благородная Целестина пыталась вывезти из города продовольствие, вопреки твоему прямому распоряжению, и тем самым обречь нас на голодную смерть.

– Разумно, – согласился комит. – И как мы поделим с тобой это «продовольствие», светлейший Пордака.

– Я свое место знаю, высокородный Лупициан, – улыбнулся нотарий. – Сорок процентов – мне, шестьдесят – тебе. И хорошо бы устроить в городе какую-нибудь заварушку с участием готов. Чтобы отбить у обывателей память об обозе. Был он или не был. Выезжал из города или не выезжал.

Переговоры с вождями готов не заладились с самого начала. По мнению Пордаки, комит Лупициан взял неверный тон в общении с варварами. Вряд ли следовало столь уж откровенно демонстрировать римское высокомерие. Лупициан даже не предложил вождям сесть, они так и стояли отдельной группой в огромном зале курии, предназначенном для торжественных приемов, а комит с ректором сидели в креслах на возвышении, окруженные десятком телохранителей. Кроме того, Лупициан обложил курию плотным кольцом из легионеров, что, конечно же, не могло не насторожить готов, прибывших на встречу с ромеями в сопровождении небольшой свиты в двадцать человек. Все готы были при мечах, но без доспехов, подчеркивая тем самым свои мирные намерения. Пордаке очень хотелось послушать, о чем будут говорить Лупициан с вождями, но, к сожалению, его терзали другие заботы. Фронелий не подавал признаков жизни. Агенты Пордаки прочесали весь город, но бывшего магистра не обнаружили. Не нашли они и обоза, который, по прикидкам нотария, должен был находиться на одном из постоялых дворов.

– Ищите, – прорычал на своих нерасторопных подручных Пордака. – Упустите обоз – я вам головы оторву.

Нотарий вернулся в зал, когда спор между вождями и римскими чиновниками достиг апогея. Комит Лупициан побурел от гнева и нервно теребил край своего роскошного плаща, ректор Максим, наоборот, смотрелся бледнее обычного и косил глазами в сторону ближайшей двери.

– Оружия мы не отдадим, – твердо сказал один из готов. – Не вы его нам давали, не вам и отнимать.

Пордаке показалось, что он где-то видел этого рыжеватого молодца, тридцати примерно лет, с пронзительными синими глазами. Однако ему пришлось поднапрячь свою память, чтобы сообразить наконец, что перед ним один из тех самых варваров, которых патрикий Руфин бросил на агентов комита Федустия в доме несчастного ростовщика Гортензия, позднее обвиненного в колдовстве. Именно этот рыжий гот едва не снес Пордаке голову, когда тот вздумал проявить неуместную доблесть. Потрясенный нотарий направился прямиком к комиту Лупициану и прошептал ему на ухо роковые слова:

– Это рекс Придияр Гаст, один из сподвижников Руфина.

Собственно, Пордака хотел лишь предостеречь комита от поспешных действий в отношении варваров, но вышло все наоборот. Видимо, в Лупициане все это время жила обида за поражение, нанесенное ему варварами в битве десять лет назад. Он взревел раненым быком и, обернувшись к телохранителям, крикнул срывающимся голосом:

– Убейте их!

Этот приказ был столь неожиданным, а безумие, вдруг захлестнувшее обычно сдержанного комита, столь очевидным, что телохранители растерялись. К тому же Лупициан не взял в расчет того обстоятельства, что вожди варваров числом превосходили его личную охрану раза в полтора, а потому и обнажать мечи в такой ситуации было чистым безумием. Тем не менее кровь пролилась, и пролилась она раньше, чем Пордака, вооруженный, к слову, лишь кинжалом, успел добраться до двери. Опомнившийся Лупициан метнулся вслед за расторопным нотарием с громким криком:

– На помощь, легионеры, здесь убивают вашего комита!

Панический крик Лупициана был услышан, толпа легионеров ворвалась в зал, и началась такая рубка, от которой у Пордаки волосы встали дыбом. Комит и нотарий успели невредимыми покинуть залитый кровью зал. А вот ректору Максиму повезло гораздо меньше, он поскользнулся на мраморном полу и попал-таки под удар разъяренного гота. Со двора курии неслись крики. Похоже, легионеры спешили на помощь своим товарищам. Пордака уже вздохнул было с облегчением, но, как вскоре выяснилось, преждевременно. К готам тоже подошло подкрепление. Трудно сказать, каким образом варвары узнали о кровавой бойне в курии, но весьма значительная их часть прорвала оцепление у ворот и бурным потоком хлынула в город. Пордака, шепча проклятия по адресу как покойного Максима, так и живого пока Лупициана, которые затеяли совершенно не к месту кровавую бойню, не удосужившись прикрыть городские ворота, все-таки сумел чудом выскользнуть из смертельной ловушки. И уже здесь, в двадцати шагах от курии, он столкнулся нос к носу со своим агентом.

– Обоз выехал из развалин храма Арея и движется по улицам города к воротам, – обдал нотария перегаром пронырливый эллин.

Теперь Пордаке стало понятно, почему готы ринулись в город. О бойне в курии они не знали и не могли знать, просто Фронелий и Придияр Гаст договорились затеять в городе беспорядки, дабы позволить обозу беспрепятственно покинуть город. Надо отдать должное готам, они грамотно перекрыли узкую улочку, ведущую от казарм к воротам. Легионеры, встревоженные криками, бросились было к курии, но наткнулись на ощетинившуюся копьями фалангу и не сумели с ходу проломить стену из человеческих тел. Пордака не знал, удалось ли уцелеть в кровавом угаре комиту Лупициану, зато он собственными глазами видел, как Придияр Гаст в окружении горстки готов прорубился сквозь кольцо растерявшихся легионеров и соединился с толпой разъяренных варваров. Теперь готы заблокировали не только казармы, но и курию. Видимо, рыжий Придияр даже в этой непростой ситуации не потерял головы и действовал по плану, согласованному с Фронелием. Что ж, у светлейшего Пордаки тоже был свой замысел, коварством не уступающий замыслу противников, и нотарий решил, что сейчас наступило самое подходящее время для его реализации.