Сергей Шведов - Поверженный Рим
– Мы все в одном положении, Феон, – хмыкнул Пордака. – В городе нет больше рабов, свободных граждан, чиновников и сенаторов. Голод уравнял всех.
– И что ты предлагаешь? – нахмурился Перразий.
– Если император Гонорий отказывается удовлетворить притязания готов, значит, это сделает император Аттал. А договор, заключенный с готами, мы закрепим браком посланца богов рекса Аталава с благородной Галлой Плацидой. Я уже договорился с епископом Иннокентием. Он измучился от голода и страха настолько, что готов окрутить кого угодно с кем угодно.
– Но это же невозможно! – вскричал Феон, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. – Это измена, Пордака. Ты ответишь за свое предательство головой.
– Я не знаю, как в мире том, – кивнул на потолок старый сенатор, – но в этом мире возможно все. В том числе и страшный конец. Подойди к окну, Феон, и выгляни наружу. Ты убедишься в приближении конца собственными глазами.
Комит финансов последовал совету мудрого Пордаки и ужаснулся. Улица перед дворцом Серпиния была запружена людьми с горящими факелами в руках. Эти люди что-то кричали, но, к сожалению, Феон не сумел разобрать слов. Он понял только одно: римская чернь пришла сюда не просить, а требовать. И в городе Риме просто некому сказать твердое «нет» обезумевшим людям.
– Чернь требует Спасителя, – спокойно продолжал Пордака. – Все равно какого. И префект Аттал дал им честное слово, что посланец богов придет в эту ночь. Сейчас заправилы мятежа потащили Аттала к дому Федустия, где как раз и должно состояться пришествие посланца богов. Нам с вами следует пойти туда же, патрикии, и разделить судьбу несчастного Аттала.
– Я не пойду! – вскричал Феон. – И тебе, сенатор, не удастся переубедить меня.
– А я и не собираюсь, – сказал Пордака, поднимаясь с кресла. – Это сделает римская чернь, которая жаждет видеть чиновников божественного Гонория. Мой вам совет, комиты, делайте все, что вам велят. Ваш восторг по поводу пришествия Спасителя будет особенно ценен для толпы.
Шум на улице усиливался, более того, вопили уже, кажется, и в самом дворце. Похоже, чернь прорвала жидкий заслон из рабов и приживал сенатора Серпиния и теперь растекалась по обширным помещениям. Комит Перразий первым шагнул навстречу людям, ворвавшимся в каминный зал.
– Да здравствует Спаситель! – крикнул он. – Да здравствует император Аттал!
Толпа захлестнула оробевших патрикиев и буквально вынесла их из дворца на затоптанную тысячами ног римскую мостовую. Феон не узнавал римлян. На миг ему показалось, что подлый Пордака обманул посланцев Гонория и что демоны уже вырвались из преисподней и теперь творят на улицах Вечного города свой жуткий шабаш. Ну не могут эти перекошенные злобой лица и горящие адским огнем глаза принадлежать веселым и мирным обывателям Рима, любителям вина и зрелищ. Феон взмахнул руками, пытаясь разогнать наваждение, но получил такой мощный удар по затылку, что едва устоял на ногах. Возбужденная толпа подхватила комита финансов и увлекла его в темноту. Феон опознал величественное здание Одеона, которое вдруг выплыло прямо на него из темноты, и вскрикнул от неожиданности и испуга.
– Держись, комит, – прошипел ему на ухо Олимпий. – Мы уже почти у цели.
Кажется, дворец, к воротам которого толпа подтащила патрикиев, и был тем самым домом Федустия, где еще в незапамятные времена резвились демоны. Видимо, из уважения к этим посланцам то ли неба, то ли ада толпа замерла у входа в молчании. Перетрусивший Феон с удовольствием постоял бы здесь у ворот, среди римских обывателей, но его безжалостно втолкнули в центр круга, очерченного, видимо, самим Сатаной. Впрочем, римляне не постеснялись послать с патрикиями своих представителей, дабы они донесли потом до их ушей все подробности таинства, творившегося в подвале дома Федустия. Этих посланцев было более двух десятков, и сейчас они испуганно сопели в затылок млеющего от ужаса комита финансов. И хотя высокородный Перразий уверял, что никаких демонов не будет, как не было их сорок пять лет назад, Феон ему не верил. В конце концов, еще не так давно Перразий и Пордака говорили совсем иное. А потом, если речь идет всего лишь о представлении, устроенном для взбунтовавшейся черни, то почему так клацают зубы у сиятельного Олимпия? А ведь магистр двора уже имел однажды дело с рексом Аталавом. Он даже уверял божественного Гонория, что лично проткнул мечом рекса древингов, а потом сжег его тело на костре. И вот теперь он вместе с кучкой перетрусивших людей спускается вниз по крутым истертым ступенькам, дабы приветствовать уже однажды убитого им человека как спасителя империи и Рима. Более чудовищной ситуации даже представить себе трудно. Если это не конец света, то что же? Феон попытался было воззвать к богу, но тут же прикусил язык. Нельзя взывать к небу, когда добровольно спускаешься в ад.
В подвале было светло как днем. Феон увидел смертельно бледное лицо префекта Рима Аттала в окружении багровых рож и едва не рухнул на каменные плиты. Он непременно бы потерял сознание, если бы не резкий и болезненный удар в бок, нанесенный ему сенатором Пордакой. Вот кто чувствовал себя в этом жутком подвале как рыба в воде! Похоже, правы были те, кто обвинял старого сенатора в связях с потусторонним миром. Этот человек привык общаться с демонами, а потому не чувствовал ни малейшего страха при их приближении. А в том, что демоны вот-вот появятся, у Феона не было уже никаких сомнений. Достаточно было взглянуть на трех обнаженных женщин, бесновавшихся в центре огромного помещения, чтобы покрыться холодным потом с головы до пят. Недаром же епископ Амвросий утверждал, что женщины куда более податливы на зов сатанинских сил, чем мужчины. Феон сразу же опознал в жгучей брюнетке супругу префекта Рима Аттала. Своими развратными позами и движениями благородная Пульхерия быстро ввергла немолодого комита финансов в краску. Не отставала от нее и жрица Белинда, живот которой сладострастно подрагивал под жуткие звуки гнусавых рожков и барабанов. При этом она еще и выкрикивала слова на непонятном Феону языке. Самой скромной из этой троицы поначалу была молодая рыжеволосая женщина, в которой комит финансов далеко не сразу, но все же признал сестру императора Галлу Плацидию. Однако с течением времени именно Галла стала выдвигаться на передний план, затмевая своим бесстыдством двух других участниц срамного действа. И, похоже, именно ее призыв был услышан демоном. Комната вдруг стала заполняться дымом. Сноп искр вырвался из-под ног затрепетавшей Галлы. Послышался страшный треск, повергший всех присутствующих в ужас. Одна из плит пола треснула посредине, из этой трещины к потолку взметнулся огромный язык пламени. Вопль ужаса больно ударил по ушам высокородного Феона. Не выдержав жуткого зрелища, комит прикрыл глаза руками. Бежать он просто не мог, ноги отказались ему повиноваться. Ужас продолжался целую вечность. В какой-то миг Феону показалось, что он падает в бездну, полыхающую огнем, и он невольно открыл глаза, чтобы увидеть миг своей неизбежной смерти. Однако увидел он всего лишь искаженное страстью лицо благородной Галлы, исходившей истомой в объятиях молодца в звериной шкуре. Зрелище, разумеется, во всех отношениях предосудительное, но ничем Феону не грозящее. Во всяком случае, встреча с Сатаной откладывалась на неопределенный срок.
