Роман Белоусов - Ошибка сыщика Дюпена. Том 2
И только в конце зимы 1859 года, узнав о смерти Каратеева, Тургенев засел за роман. Видно, печальное известие и обещание, данное его «бедному другу», побудили писателя вплотную заняться рукописью. Над ней он трудился летом в Виши и теперь в Спасском в осенние дождливые дни.
Продолжал ли Тургенев интересоваться героем ка-ратеевских записей? Удалось ли ему узнать о нем что-либо новое? Или он ограничился тем, что извлек из тетради своего соседа?
Возможно, Тургенев наблюдал других соотечественников Катранова? Ведь творческий метод его требовал сделать пятьдесят знакомств для изучения типа и черт его характера. Впрочем, сохранилось свидетельство самого писателя о том, что кое-что ему удалось выяснить о Катранове, лице, как узнал он впоследствии, «некогда весьма известном и до сих пор не забытом на своей родине». Что же мог узнать Тургенев о болгарском патриоте, которого решил взять прототипом своего героя?
Московский дом коммерсанта Ивана Николаевича Денкоглу посещали многие. Хозяин, человек лет шестидесяти, общительный и радушный, славился хлебосольством и широкой натурой. Приехав еще молодым в Россию из Болгарии, где он родился, Денкоглу занялся торговлей и довольно быстро разбогател. Дела связывали его со многими странами. Но свою родную Болгарию выделял он особенно. Немало средств вкладывал болгарин в дело просвещения земляков. Он материально поддерживал школу в Габрово, построил училище в Софии и отправлял туда книги. В 1834 году
Иван Николаевич внес в Московский университет пятнадцать тысяч золотых рублей. На проценты от этой суммы были учреждены стипендии для студентов из Болгарии. Фонд Денкоглу дал возможность многим молодым болгарам окончить университет. Здесь они приобщались к передовой русской общественной мысли, становились пропагандистами идеи освобождения балканских славян.
В доме Денкоглу земляки всегда были желанными гостями. Сюда, «на огонек», бывало, заглядывали и московские литераторы. Приходил участник недавней русско-турецкой войны, популярный писатель А. Ф. Вельтман, захаживал сам академик Μ. П. Погодин, редактор «Москвитянина». Иногда появлялись братья Аксаковы, чаще старший — Константин, один из лидеров московских славянофилов. Обычно бледное, болезненное его лицо заливал румянец, стоило ему начать говорить об идее объединения славян. Рассказывал он и о своем учителе покойном Ю. И. Венелине, авторе труда «Древние и нынешние болгары». Венелин прожил тяжелую жизнь. Двадцати лет с пятью рублями в кармане приехал в Москву. И посвятил себя изучению Болгарии. С тех пор «всякий болгарин с благоговением произносит его имя, первого своего историка и исследователя». Между тем ученый мир его не очень примечал, академия же вообще не признавала. Разбитый болезнью, страдая чехоткой, Венелин медленно умирал. Ему не нашлось места даже в больнице при университете.
Рассказы о Ю. И. Венелине, услышанные в доме Денкоглу, побудили часто бывавшего здесь молодого слависта Петра Бессонова, студента университета, обстоятельнее заняться болгарским языком, вызвали у него интерес к истории Болгарии, ее фольклору.
Всем, кто собирался у Денкоглу, было близко и дорого дело болгарских братьев, все они чутко следили за борьбой славян «по ту сторону Дуная». Здесь обсуждали последние новости, поступавшие из-за Дуная: недавнее восстание в Нише, отголоски которого все еще слышны были в Болгарии; подробности бунта в Брайле, которым руководил Георгий Македон. Оказалось, что под этим именем скрывался молодой и отважный патриот Георгий Раковский. Тот самый, что в Афинах организовал тайное Македонское общество, целью которого было разбудить «род болгарский от глубокого сна» и освободить родину. За бунт в Брайле смельчака осудили на смерть. Но ему удалось совершить дерзкий побег. По слухам, теперь он снова в Болгарии.
— Последнее время он действовал в родном городе Котеле. Здесь был арестован и осужден. А сейчас снова на свободе. И как сообщают, занимается торговлей и адвокатской практикой в Стамбуле. Но это только передышка. Сердце его отдано борьбе. Для него, как и для каждого патриота, не может быть личного счастья вне счастья родины и народа.
Слова эти принадлежали молодому болгарину Николаю Катранову, приехавшему с группой соотечественников для учебы в Московском университете. Как стипендиат фонда Денкоглу он был в 1848 году зачислен на историко-филологический факультет.
Горячие речи Катранова, его выразительная внешность, умные глаза, сурово освещающие худое и открытое лицо, располагали к нему. Он стал часто бывать у Денкоглу. И Иван Николаевич надеялся, что, кончив курс, его земляк вернется домой и станет учительствовать в Софии. Так думал тогда и сам Н. Катранов. Ибо считал, что просвещение будет способствовать духовному возрождению болгарского народа.
Почти пятьсот лет Болгария тонула в невежестве и мраке. Но дело пробуждения народа, как зерно, брошенное в благодатную почву, уже давало бурные всходы. Первым «пахарем» на ниве национального пробуждения болгар стал хилендарский монах Паисий— автор «Истории славяно-болгарской». Свою знаменитую книгу он создавал в тиши афонских монастырских библиотек. Под рукой у него были ценнейшие рукописные материалы. Они говорили о славном прошлом Болгарии, о том, что свободолюбивый народ, издревле живший на Балканах, имеет свою, не менее героическую, чем другие народы, историю. А между тем греческие и сербские монахи относились к болгарам с чувством превосходства потому лишь, что их народы имели свою «написанную» историю. Паисий говорил в своем труде: «Тако и укораху нас многажды сербие и греци, защо не имеем своя история». Это глубоко оскорбляло патриотически настроенного монаха. И в 1760 году он приступает к созданию своего труда. А когда через два года рукопись была завершена, Паи-сий отправляется с ней в Болгарию. Он переезжает из города в город, из села в село, популяризируя историю болгарского народа, читает ее вслух, дает возможность делать с нее копии. Рукописные списки его труда ходят по стране — до настоящего времени обнаружено более 50 из них. К сожалению, до нас дошел от Паисия один-единственный документ — небольшая расписка. О самом же авторе известно лишь по нескольким скупым строчкам из его «Истории», где он рассказал о себе. «Я, Паисий, иеромонах и проигумен хилендар-ский, събрах и написах…» — заявлял он в послесловии к своей книге, сообщая, что создавал ее, превозмогая болезнь.
Книга Паисия пробуждала надежды на лучшее будущее, призывала бороться за него. Она учила сражаться за болгарское отечество, за право на человеческое существование, за родной язык. «Болгарине, — призывал Паисий, — знай своя род и език».
