Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт
Крайне важно подчеркнуть, что Андре-Жан Фестюжьер являлся образцом классического филолога и историка философии. В своей научной деятельности он, прежде всего, прибегал к первоисточникам, ограничив для себя использование второстепенной литературы. Часто, работая над переводами или собственными произведениями, он читал вслух громким голосом на мелодичный распев древние тексты для лучшего их разумения и толкования. Масштабы его трудоспособности и кругозора потрясают. Это неоплатонические сочинения, тексты эллинистических магических папирусов Египта, средневековые трактаты по алхимии, астрологии и магии, христианская агиография Востока и Запада и пр. Всякий день своей плодотворной и духовно насыщенной жизни он неустанно трудился, на деле осуществляя выражение, некогда сказанное древнегреческим мудрецом Солоном: «Я старею, но все еще учусь». Значит, его повседневным хлебом представала аскеза, обязывающая к истинной и непрерывной интеллектуальной работе, без которой он уже не мыслил своего существования, достигнув такого уровня, когда уже дышал мыслью. Он стремился сделать больше, высказав еще невысказанные вещи о нравах, жизни, обычаях и обрядах людей поздней античности, герметических сообществах или эллинистических и европейских алхимиках, адептах Царственного Искусства, ибо ранимость, которую он сохранял в своей чувствительности, давали ему право выражать как сияющее величие язычество, так и освобождающий свет Евангелия. Но все конечно, поскольку причина смерти – любовь: так гласит один из герметических трактатов. Священник Доминиканского ордена Римско-католической церкви Андре-Жан Фестюжьер умер 13 августа 1982 года в госпитале Сен-Дизье департамента Верхняя Марна во Франции.
Полная библиография произведений Андре-Жана Фестюжьера опубликована в сборнике Мемориал Андре-Жана Фестюжьера (Воспоминания об Андре-Жане Фестюжьере), вышедшем в Женеве в 1984 году. Она составила: 73 книги и 277 статей в журналах, обозрениях и научных бюллетенях. Это издание изначально подготавливалось как юбилейное к 85-летию выдающегося доминиканского антиковеда, но вышло уже в качестве воспоминаний. Оно включает в себя двадцать пять статей о нем его коллег и учеников (см. Mémorial André Jean Festugière: Antiquité païenne et chrétienne, Genève, P. Cramer, 1984, p. XVII–XXXIV: Cahiers d’orientalisme, 10).
Пантеизм и религия откровения. Некоторые выводы
Древнегреческое язычество на протяжении своего существования принимало различные формы, начиная от утонченного философствования пифагорейцев, орфиков и платоников и заканчивая грубым идолопоклонством народных масс. Жан-Андре Фестюжьер блестяще показал в своих произведениях и комментариях к многочисленным переводам, что водораздел между религиозным эзотеризмом элиты полисов и экзотеризмом людей, живущих в сельской местности, существовал практически всегда. Эзотеризм был связан с самосознанием личности и, как следствие, с личностной религией, тогда как экзотеризм с верованиями территориальных общин и образований. Именно подобный подход порождает неразрешимое противоречие по линии посвященного и профана, что очевидно уже в досократовский период древнегреческой философии. В нем, собственно, и находятся истоки гнозиса или гносиса, как принято называть подобное явление в дохристианский период. Особо отметим, что эгалитарные религии (их главный критерий – равенство доступа для всех людей к мистериям или объекту культа) появились позже: теперь это так называемые мировые религии – христианство, ислам и буддизм (иудаизм, несмотря на авраамическую традицию, все же представляется больше этно-конфессиональной общностью). Раз не существовало религиозного равенства в античности, значит, появлялись тайные или оккультные знания, доступные только посвященным. Чему содействовало и институциональное деление эллинского или эллинистического общества. Вот почему говорить о хотя бы приблизительной датировке происхождении алхимии, как элитарного знания посвященных, по мнению Фестюжьера, нет никакого смысла: несомненно, ее опыт применялся египетскими жрецами, но корни ее уходят в допотопные времена. Здесь мы можем выделить только ключевые фигуры, по сохранившимся произведениям которых можно судить о преемственности той незапамятной алхимии с мастерами Царственного Искусства Средневековья. Одной из таких фигур, несомненно, является Зосима Панополитанский, подробно разбираемый Андре-Жаном Фестюжьером в первом томе своего «Откровения Гермеса Трисмегиста». Впрочем, как мы понимаем, в народных верованиях сформировался свой экзотерический оккультизм: колдовство, бытовая и талисманная магия и пр. Иногда это было «выродившимся» знанием посвященных, случайно или намеренно оказавшимся вне своей среды и деградировавшим до неузнаваемости (см. того же Луи Массиньона, Приложение III).
Бог Тот и чудовище Амат в ожидании суда над душой
Гермес-Меркурий Трисмегист, современник Моисея. Мозаика на полу кафедрального собора Сиены, 1480-е годы
Читая «Откровение Гермеса Трисмегиста» Андре-Жана Фестюжьера, особенно то, что касается алхимии как мистической религии, приходишь к парадоксальным выводам относительно эллинского и эллинистического религиозного эзотеризма. Оказывается, эзотерической религией эллинской аристократии и жреческой элиты был пантеизм, преломленный для народа в олимпийском политеизме. Конечно, определенные вещи доминиканский священник мог недоговаривать в силу своей вовлеченности в религиозный орден. Но там, где нет прямого заключения, можно прочитать его между строк. Но кто являлся хотя бы легендарным основоположником этого пантеизма? Ответ на заданный вопрос дает другой выдающийся антиковед русский ученый Фаддей Францевич Зелинский, представлявшийся идеалом исследователя для Алексея Федоровича Лосева. В своем 3-м томе «Из жизни идей» под названием «Соперники христианства» (СПб., 1910 год) в главе «Гермес Трижды-Величайший» Зелинский рассуждает о Гермесе Трисмегисте и приходит к выводу об аркадском изначальном происхождении этого бога. Но не из пелопонесской Аркадии, а из северной страны медведей, соединенной с царством мертвых особыми каналами, «катавортами», по которым Одиссей сходил в Аид. Самого хитроумного Одиссея Зелинский считает земным отражением и даже воплощением Гермеса. Вот почему сын Гермеса и жены Одиссея Пенелопы, появившийся на свет в отсутствие последнего, это козлоногий бог сатиров и нимф Пан или Фавн в латинской огласовке, откуда и фауна – животное царство. Пан – аллегорический символ всего, а в алхимии это змей Уроборос, кусающий себя за хвост. Зосима Панополитанский (уроженец города Пана) предстает первым ученым и алхимиком, кто возродил этот древний символ, известный еще в Шумере, на заре нашей эры. Посередине символа размещено выражение Гераклита Эфесского ἓν τὸ πᾶν, обозначающее единство всего сущего. По одной из версий, Гераклит принадлежал к роду басилевсов, царей-жрецов, якобы ведущих свое происхождение из Гипербореи, то есть страны по соседству с настоящей Северной Аркадией. С другой стороны, в этом выражении, как полагают многие исследователи, уже заложена первоначальная эллинская диалектика. Но если смотреть шире, то речь идет о примордиальной религиозно-философской традиции, пришедшей в Средиземноморье с гиперборейского севера, о которой писали такие выдающиеся религиоведы и философы, как Рене Генон, Фритьоф Шуон, Луи Шарбонно-Лассэ, Юлиус Эвола… Поэтому обращение
