Анна Антоновская - Жертва
– Не кричи, Нодар! Все равно нехорошо, когда грузин с персами дружит.
– А ты откуда знаешь, что дружит? Рыжий черт!
– Сам черт! Завтра увидишь, кто дурак. Нарочно в Носте раньше не прискакал Георгий, хочет показать сразу, как его голове идет чалма, а коню – золотое седло. Тоже подарок великого шаха, пусть на этом слове скорпионы вцепятся в персов.
– Не вцепятся: Саакадзе хорошую дорогу покажет!
– Ты что такой разговор ведешь про своего господина, ишачий навоз!
– А ты верблюжья слюна! Без ушей живешь!
– Правда, ему уши воробьиный помет залепил! Вся Картли говорит: Саакадзе дорогу показал персам, он один не слышит.
– Показал?! Обратно тоже сам дорогу покажет собачьим детям. Правду говоришь, Шалва, может, поведет их через Мугань!
– Чтоб им там змеи зад отгрызли, – плюнул прадед Матарса, – наш Георгий от Георгия Победоносца слово знает, не трогают его змеи. Сколько раз с моим Матарсом в детстве змей за хвост тащили из леса. Змея тоже рада, любит гулять с людьми.
– Чтоб всю жизнь шах так гулял! – не успокаивался юркий ностевец.
– Шах пусть гуляет, а Георгия не беспокой, он всегда думает о народе.
– Думает?! Волк тоже думает о ягненке.
– Если не замолчишь, богом клянусь, лицо станет раздавленной сливой.
– Молодец, Шалва! Кто смеет плохо говорить о нашем Георгии?
– Я!
– Ты?
– Я!
– Ах, ты, мул бесхвостый! Тебе сколько лет, что голос подымать смеешь?!
– Мне? Мне шестнадцать, и я покажу, как смею! Моя бабушка поехала гостить в Греми, а ее там проклятые сарбазы убили. Почему теперь говорить не смею?!
– Бабушка уехала, сама виновата, не время ходить в гости, когда дождь на дворе.
– Не время господина защищать, когда азнауры велят вооружиться против персов.
– А тебе какое дело до азнауров? Ты кто?!
– Я?! Грузин!
– Ишак ты, а не грузин!
– Сам ишак и на ишаке джигитуешь!
– Что?!
– Тебе сколько лет?!
– Шестнадцать! А это тебе за бесхвостого мула, а тебе за ишака, – и парень наотмашь ударил одного в глаз, а другого в зубы.
Все вскочили, кроме прадеда Матарса. Началась свалка: кто разнимал, кто сам вмешивался в драку. Парень ловко отбивался, щедро раздавая затрещины.
В гущу драки спокойно протиснулся высокий незнакомец, разбрасывая дерущихся. Он явно защищал парня.
– Почему не в свое дело вмешиваешься! – спросил с досадой прадед Матарса, смолоду любивший драки. – Если чужой, смирно смотреть должен, почему мешаешь?
– А если не чужой?!
– Тогда только одну сторону должен бить, почему всех разбрасываешь?
Парень вцепился в грудь пришельцу.
– Ты за Саакадзе или против?!
– И за и против! – проговорил пришелец, сбрасывая бурку и башлык.
– Георгий Саакадзе! – вскрикнул юркий ностевец.
– Георгий Саакадзе! Саакадзе! Саакадзе! – удивленно, испуганно и обрадованно крикнули ностевцы.
И сразу наступила настороженная тишина. Ностевцы молча, с изумлением рассматривали Георгия, его простую азнаурскую чоху, всем памятную шашку Нугзара и некогда преподнесенный ностевцами кожаный с серебряной чеканкой пояс.
Георгий положил руку на плечо парня.
– Придешь ко мне в замок, получишь коня, шашку. Отправишься к азнауру Микеладзе, пусть зачислит тебя начальником над десятью. Будешь драться за азнауров.
Долго смотрели пораженные ностевцы вслед удаляющемуся Саакадзе.
Мествире раздул гуда-ствири и тихо стал наигрывать песню:
О времени Георгия Саакадзе,Времени освежающего дождя…
Силясь унять волнение, Георгий вбежал на площадку Ностевского замка. Там стояла Русудан, бледная, с протянутыми руками. Он упал на колени, обхватил ноги Русудан и спрятал в складках ее платья пылающее лицо.
– Русудан, о моя сильная Русудан! Кто сравнится с тобой в уме и красоте? – шептал Георгий, с ужасом думая: «Неужели двоих люблю?»
– Что с тобой? Разве мы не виделись в Горисцихе?! Или ты виновен передо мной?.. О Георгий, дай взглянуть в твои глаза! Георгий, Георгий! Русудан не переживет измены… Скажи!..
– Нет, моя Русудан! Только ради тебя бьется любовью сердце, только тебя помню в своих желаниях! Но…
– Не говори, Георгий, подожди!.. Дай еще минуту верить в мое счастье! – Русудан схватилась за сердце.
– Что ты подумала, моя Русудан? Меня смутило видение далекого детства. Я потрясен встречей с моей сестрой.
– Тэкле?! Говори! Говори, Георгий! Прости мою женскую глупость: от любви она.
Шах, Караджугай-хан, Эреб-хан, Карчи-хан, Пьетро делла Валле, иранцы и грузинские князья пировали в Ностевском замке.
Неотступно следовавшие за шахом Баграт и Симон угодливо кружились около властелина.
Нугзар и Зураб старались заслонить Баграта и Симона от «солнца Ирана».
Но и Шадиман с Андукапаром не упускали из виду «льва Ирана». Остальные светлейшие и несветлейшие стремились быть замеченными если не шахом, то хотя бы Караджугай-ханом или Эреб-ханом.
На этот раз, подчеркивая доверие к Саакадзе, Аббас ввел в Носте только шах-севани и кулиджар.
С любопытством осматривал владение загадочного грузина Пьетро делла Валле.
Роговые подсвечники красивыми гроздьями свешивались на серебряных цепочках, триста свечей освещали ночной пир. Шах развеселился, потребовал трубку, кофе, вино и опиум.
– Эти четыре предмета, – сказал шах, – есть четыре части общего веселья и четыре столба шатра удовольствия.
До рассвета пировал шах, а с ним все придворные и ханы. Он разбрасывал плясунам, певцам и прославителям «льва Ирана» золотые монеты. Особенно был награжден мествире за рассказ на чистом персидском языке о свадьбе Искандера.
Благодаря искусно подстроенному веселью Саакадзе избежал опасных вопросов.
Шах так и не спросил, где же два сына Георгия, не спросил, почему Мухран-батони нарушил обещание и не приехал в Носте. Почему ханум Русудан не воспользуется благосклонностью «льва Ирана» и не представит ему других детей. И даже забыл спросить, почему Саакадзе не собрал для него молодое войско из сыновей азнауров и где же обещанные Трифилием ценные рукописные книги, о которых сообщали преданные шаху князья Магаладзе и Квели Церетели.
Густое вино, пряный табак, крепкий кофе и сладковатый опиум мало способствовали рассуждениям. И ханам было не до глубокомыслия. Горгасал именно ради отвлечения дум шаха и ханов собрал для пляски и песен каралетских красавиц. Крестьянки зажгли жадным огнем глаза не только молодых ханов, но и их отцов.
Шах похвалил красоту девушек и повелел ханам взять их себе в гаремы. Девушек наградили богатыми одеждами, драгоценными украшениями и постелями из мягкого пуха.
