Андрей Степаненко - Великий мертвый
Дуэро судорожно огляделся в поисках хотя бы одного капитана… и не нашел никого.
— Так, все, я думаю, ясно… — пробормотал он и тут же заставил себя распрямить спину. — Хватит вам ни за что помирать.
Берналь Диас криво усмехнулся.
— Эх, ты… вроде, сеньор, а ни черта не понимаешь.
— Чего не понимаю? — растерялся Дуэро.
— А того не понимаешь, — со вздохом вышел в центр круга Диас, — что дело Священной Римской империи не терпит своеволия, и требует и от нас, и от вас, благородный сеньор, одного, — он вдруг возвысил голос и почти перешел на крик. — Железной! Дис-цип-лины!
Дуэро обмер.
— А с трусами мы поступаем очень даже просто, — уже тихо, почти шепотом произнес Диас и тут же перешел на «книжную» речь, — ну что, отзываешь свой протест? Или как?
Дуэро судорожно оглядел солдат. От силы полсотни выглядели зачинщиками, а все остальные, что называется, «смотрели в пол». Вряд ли они понимали, о каком протесте идет речь; они просто были готовы проголосовать за любое решение — даже не Кортеса — Диаса.
— Отзываю…
* * *Сменившей умершего Куит-Лауака новый правитель Куа-Утемок едва сумел сползти с положенных по титулу Великого Тлатоани и Великого Тлакателкутли золоченых носилок и на подгибающихся ногах прошел мимо вытянувшихся перед ним гвардейцев. Добрел до бани, сорвал одежду и рухнул на прогретую каменную плиту. И тогда занавесь из крашеного тростника зашелестела, и его спины, а затем и ягодиц коснулась мягкая, смоченная в мыльном растворе мочалка мойщицы.
«И что мне теперь делать?»
Несмотря на свои неполные восемнадцать лет, Куа-Утемок вовсе не был ребенком, и даже убил одного врага, — правда, не кастиланина, а тлашкальца… но как управлять Союзом, не знал.
Собственно, уже когда ему сообщили, что по настоянию выжившего из ума Змеиного совета правителем Союза выдвинули именно его, стало ясно, что здесь не все чисто.
— Вожди хотят развалить Союз, — мгновенно сообразил отец. — Не соглашайся — позора не оберешься.
Однако отказаться не вышло: едва жену Кортеса — Малиналли торжественно изгнали из рода за предательство, титул Сиу-Коатль получила Пушинка — единственная дочь прежней Сиу-Коатль и Мотекусомы, а значит, самая высокородная женщина Союза.
Будь Пушинка не замужем, ее бы отдали самому сильному вождю — вместе с верховной властью. Но она была замужней. И Великим Тлатоани стал ее муж — восемнадцатилетний Куа-Утемок.
Куа-Утемок вздохнул: уже на Большом совете стало ясно: три четверти племен возвращаться в Союз не намерены. А потом вожди потребовали снижения союзного взноса, и спасло казну лишь нападение Колтеса-Малинче на город Тепеаку. Едва Малинче, взяв четыре сотни «мертвецов» и четыре тысячи тлашкальцев, двинулся в Тепеаку, Куа-Утемок отложил вопрос о снижении союзного взноса и выслал навстречу Кортесу войска и послов. И совет вождей не посмел противиться. Но что-то уже происходило, даже внутри его дворца, и послы дрогнули и, приказав армии не вмешиваться, сдали город на разграбление.
Теплая мыльная мочалка заскользила быстрее, и Куа-Утемок сладко расправил уставшие члены.
Послы еще не вернулись, и он не знал обстоятельств переговоров, но итог был ужасен: тысячи и тысячи людей были взяты в плен, и, как сообщила разведка, каждому из них было выжжено на щеке клеймо в виде кастиланского знака «G», что означало, — все они рабы[25].
Мочалка вдруг исчезла, и на него, прямо сверху, легло теплое молодое тело. Куа-Утемок вздрогнул, но тут же рассмеялся:
— Пушинка?! А ты здесь что делаешь?
Осторожно перевернулся на спину и прижал юную жену к себе.
— А ты думал, я позволю тебя касаться этим сорокалетним мойщицам? — ревниво прошептала она.
— Пушинка… — ласково провел он по шелковым черным волосам. — Как я по тебе скучал…
Пушинка прильнула щекой к его груди, и Куа-Утемока пронзила острая болезненная догадка, что не пожени их тогда родители, его юная супруга так и осталась бы в захваченном кастиланами гареме, вместе со своей матерью. А значит, оказалась бы там, на дне озера возле пролома в дамбе, вместе с остальными двумя тысячами женщин, подростков и детей.
— Что на этот раз мучает моего мудрого повелителя? — спросила жена и заглянула ему в глаза.
— Вожди дочерей мне в гарем не отдают… — лукаво улыбнулся Куа-Утемок. — Что делать?! Союз опять под угрозой…
Пушинка ревниво задышала, и Куа-Утемок рассмеялся. Он был счастлив.
* * *Потерявший три четверти солдат, Кортес всех захваченных в Тепеаке рабов разослал во все порты Кубы и Ямайки, щедро одарив матросов и штурманов золотишком — на карманные расходы. Понятно, что едва матросы ступили на берег и принялись продавать рабов и швыряться золотом направо и налево, пошли слухи, и в августе-сентябре, — как прорвало, — привлеченное запахом добычи «пушечное мясо» заспешило в Вера Крус отовсюду.
Всех опередил Веласкес, выславший небольшое судно под командованием Педро Барбы с 13 солдатами, двумя лошадьми и грозным, самоуверенным письмом. И, понятно, что комендант крепости мигом арестовал и переправил в Тепеаку всех до единого, а Кортес долго смеялся, читая письмо старого хрыча, отправленное так и сидящему под арестом Нарваэсу.
«Панфило, — явно хмурил брови, когда писал это, Веласкес, — до меня дошли слухи, что ты, без моего ведома, торгуешь добычей, причем, не только на Ямайке, но и у меня — на Кубе! Изволь объясниться, любезный.
И вообще, почему ты молчишь? Я так полагаю, да и по добыче это видно, что ты уже овладел всей Новой Кастилией. Не смей молчать, Нарваэс! Если уж ты нашел способ отправить на продажу четыре судна с рабами, то обязан был хотя бы одно отправить и мне — с моей законной долей и письмами.
И вот еще что… где Кортес? Почему ты до сих пор мне его не доставил? Не смей с этим более тянуть! Я просто обязан отправить этого висельника в Кастилию для справедливого суда, как предписал мне Хуан Родригес де Фонсека, президент Совета по делам обеих Индий. Жду твоих незамедлительных объяснений и Кортеса, если он, разумеется, тобой не убит».
Не прошло и восьми дней, как пришло еще одно судно с Кубы, и Кортес получил еще один «подарок от Веласкеса» — груз хлеба из кассавы и четырнадцать бойцов. Затем встали на рейд и были присвоены людьми Кортеса еще три каравеллы с Ямайки. И солдаты все пополняли и пополняли ряды Кортеса, и он все брал и брал города — один за другим.
* * *Первым осознал, что происходит на самом деле, главный жрец города Чолула. Уйдя в небольшой «Черный дом», он просидел за священной трапезой, вкушая от тела гриба, дня три, — пока не прозрел все.
