Джеймс Джексон - Кровавые скалы
Фра Роберто потянулся за новой стопкой пергаментов.
— Все или ни одного. Продолжим поиски.
Раздались торопливые шаги, потом показалась обеспокоенная физиономия Люки.
— Миледи… святой отец… — запыхавшись, произнес мальчик.
— Одышка — дело дурное. — Указав на висевший на поясе Люки кошель, фра Роберто продолжил: — Наш страстный собиратель маленьких безделушек, как я посмотрю, отвел душу.
— Я пришел с новостями.
— Вижу, тебе удалось поживиться. Ну-ка, кошель к осмотру!
— Сейчас, только скажу, в чем дело.
— Не заговаривай зубы, малыш.
Люка неохотно подчинился, высыпав сверкающее разноцветье на поверхность стола. Драгоценные камни, самоцветы — короче говоря, урожай, собранный с тел погибших турок, был вовсе не плох. Люка покраснел как рак, когда фра Роберто, зажав изумруд между большим и указательным пальцами, поднес его к свету и стал смотреть.
— Изумительно прозрачный экземпляр. Так, значит, ты побывал за стенами?
— Побывал.
— Несмотря на строжайший запрет покидать пределы Монастырской церкви, где ты должен все слышать, все видеть и обо всем нас предупреждать.
— Вот я и хочу сейчас предупредить вас, святой отец. Его светлость великий магистр Ла Валетт переправлен в Сент-Анджело.
— По чьему распоряжению?
— По распоряжению самых главных сеньоров рыцарей.
Фра Роберто принялся собирать книги и отдельные листки пергамента и завертывать их в мешковину. Мария удивленно наблюдала за ним.
— Ла Валетта решили вернуть в его дворец, фра Роберто? Что это все означает?
— Это означает, что его отвезли домой умирать. И что наш злоумышленник на свободе.
Люка стал лихорадочно сгребать трофеи со стола.
Стало быть, свершилось. Великий магистр вернулся в Сент-Анджело. Туда, где за ним будут ухаживать, присматривать и в конце концов умертвят. Нежно и заботливо отправят на тот свет. Предатель обозревал сцену через двери в покои. Как же суетилась прислуга, как старались немногие оставшиеся союзники и друзья Ла Валетта ради того, чтобы обеспечить ему комфортную погибель! Попусту транжирят время, свое и его. Потом скажут, что, дескать, Ла Валетт умер от нагноения ран. Впрочем, они что угодно могут сказать. Великий магистр превратился в пациента, а вскоре станет трупом. Вот тебе и победное возвращение в родные пенаты.
Предатель видел, как один из пажей великого магистра увлажнил Ла Валетту губы и протер салфеткой лицо. Последние мгновения беспомощности всегда выглядят унизительно. Некогда всемогущий Ла Валетт — и вот лежит на последнем издыхании. Будут и рыдания, и процессия, и исступленные панегирики. Трагический пафос поубавит пышность церемонии. Горько-сладкий привкус фарса. Не следует затягивать все это. А не то турки возьмут да возобновят атаки, оттеснят войско христиан к Мдине, вернутся в Биргу и завершат начатое. Механически Ла Валетт отпил еще глоток чего-то. Великий магистр затягивал свой уход — Библия в одной руке, молитвенник, которому суждено перейти по наследству старшему племяннику, в другой.
На этом свете не хватит воды, чтобы утолить жажду недужного. Как и спасти его от смерти. Очень скоро ему принесут оршад[32]. Какая предусмотрительность и какая безответственность! Горький миндаль содержит синильную кислоту, а в соединении с каломелью или хлористой ртутью это средство способно вызвать сильнейший запор и желудочные колики, потому что в результате этого взаимодействия возникает нечто весьма и весьма специфическое. Цианид ртути. И Ла Валетт даже не сможет изрыгнуть ее прочь, его организму не побороть яда — он ослаблен длительным приемом мышьяка. В результате наступит отек суженного участка желудка, быстрый паралич, а потом потеря сознания и смерть. И все шито-крыто, все имеет логичное объяснение. Что ж, хозяевам отравителя придется щедро отблагодарить его.
Христиане быстро перебросили орудия в Сент-Эльмо, и выстрел по неприятелю, в панике взбиравшемуся на борт галер в переполненном порту Марсамшетт, был скорее бравадой. Пальнуть лишний раз не помешает, это всегда усугубляет у врага горечь поражения. Однако защитники заметили сверху кое-какие перемены: вновь причаливавшие к берегу лодки, спрыгивавшие на сушу солдаты. Быть такого не может! Однако победно трубившие фанфары доказывали как раз обратное.
В наскоро растянутой на скалистом берегу командирской палатке сидели друг против друга Мустафа-паша и адмирал Пиали.
— Неужели вы не видите, насколько безумна ваша затея, Мустафа-паша?
— Я вижу в ней возможность исправить допущенные огрехи. И еще вижу, что вы предали нас, не сумев одолеть неверных на море.
— Как вы смеете обвинять меня?
— Потом, потом, Пиали. А сейчас у меня встреча с еще одним недругом.
— Ваши люди измотаны, их боевой дух сломлен.
— Зато я бодр и силен духом.
— Им бы доползти до причала, а вы собираетесь бросить их в бой.
— Долг каждого солдата — честно служить султану.
— А долг главнокомандующего — проявить благоразумие там, где это требуется.
— Вы обладаете подобным качеством?
Выпрямившись, Пиали до хруста сжал кулаки. Старому грубияну сейчас уместнее было бы не осыпать его оскорблениями, а вспомнить ужасы минувших месяцев. Но ничего, у адмирала имелись кое-какие планы относительно Мустафы-паши. Придется устроить ему любезную встречу с наемным убийцей где-нибудь в Константинополе. Еще до того, как пойдут слухи, до того, как его репутация будет раз и навсегда замарана.
Он поймал себя на мысли, что думает о той девчонке с Мальты, о ее неземной красоте, о ее, несомненно, благородном происхождении. Бесстыдница сумела бежать, выскользнуть из его цепких объятий, как, впрочем, и ее соотечественники-островитяне. Такая потеря… Ее образ поблек, уступив место физиономии генерала.
— Отведите галеры на семь миль отсюда, в залив Святого Павла. И дожидайтесь меня там, Пиали.
— А вы тем временем ввяжетесь в бой с теми, кого считаете несерьезным противником?..
— Я не имею привычки недооценивать противника, да будет вам известно. И располагаю армией.
— Армией? — Пиали откинул полог палатки. — Сбродом, ватагой немощных и полумертвых. Каким образом вы рассчитываете заставить их воевать?
— Что такое? Несчастная флотская потаскуха, одуревшая от вина и лености, имеет наглость допрашивать меня?
— Вы идете на верную гибель.
— Лучше погибнуть с почетом, чем позорно бежать. За три месяца я потерял почти тридцать тысяч человек, похоронил легендарного Драгута, лейтенанта янычар Агу, командующего артиллерией. И чего мы этим добились?
