Иван Дроздов - Похищение столицы

Каратаев продолжал:

— На экране телевизора олигархов видел: Березовского, Черномырдина, братьев Абрамовичей, а еще Гусинского, который сидел в Бутырке. А вот так, чтобы рядом, — не приходилось. Скажу откровенно: не могу понять, зачем людям так много денег? Ну, к примеру, миллиард! Да такая куча долларов вот в этой комнате не уместится. Зачем она вам, а?.. Может быть, скажете?

Сеня гордо откинул назад голову, важно заговорил:

— Подобный разговор был у Горького с американским миллионером. Там Максим Горький, великий русский писатель, задавал глупые вопросы, а миллионер умно на них отвечал: деньги нужны человеку для того, чтобы делать деньги. И новые деньги нужны для того, чтобы делать другие новые деньги. Есть в мире такая профессия: делать деньги. Я как раз и посвятил себя этому занятию: я делаю деньги.

Эту последнюю длинную тираду Беленький произносил уже в ту минуту, когда в комнату вошла Катерина и внимательно слушала его. Он, между тем, пристально на нее смотрел. И чем больше смотрел, тем больше одушевлялся и хотел бы еще произнести какие–то умные слова, но его перебил Каратаев:

— А если я на ваш счет перетащу деньги со всех банков мира, тогда что вы будете делать с деньгами?

Беленького такая перспектива ничуть не смутила. Он сверкнул теменью глаз и сказал:

— Тогда бы я у калитки замка поставил на часы президента Америки, а вот здесь у двери — российского президента.

Он смерил взглядом с ног до головы Катерину и добавил:

— А еще бы я сделал так, чтобы вот эта прекрасная девушка, — кажется, она вчера стала подполковником органов безопасности, — все время стояла бы со мной рядом и подавала мне кофе с шоколадом.

Катя сказала:

— И с мороженым.

— И с мороженым. Я очень люблю мороженое.

Катя миролюбиво продолжала:

— А сейчас для такого кайфа у вас не хватает денег?

— Сейчас не хватает.

Беленький, несмотря на свою молодость, слыл за истинного волшебника в мире финансовых афер и невероятно смелых гешефтов. Он знал за собой силу, хранил на своем челе презрение ко всему свету, и только привлекательность и недоступность юных особ нередко представляли для него проблему. Катерина явилась для него орешком, к которому не знал, как подступиться. При первом же взгляде на нее он подумал: «Вот эта как раз и нужная мне для серьезных отношений». Ему в голову даже вскинулась мысль о супружестве. И хотя для жизни он искал красивую, как Юдифь, еврейку, но тут мог бы и пренебречь национальностью. Представил себе, как бы он, будучи в Нью- Йорке, явился с ней в клуб миллиардеров. Туда старики приходят с такими красотками, что глаза могут полопаться. Но эта!..

Смотрел на Катерину, а сам думал о ста миллионах. Даст же ему этот синеглазый балбес такую сумму. И тогда он автоматически становится членом клуба миллиардеров.

Беленький был из тех новых евреев, которые родились при советском строе и которых ныне зовут новыми русскими. Они сформировались уже после горбачевской перестройки. Советскую действительность Сеня не хотел вспоминать. При одном только упоминании о коммунистах, комсомольцах, о цензуре и железном занавесе у него возникала зубная боль. Он кончил советскую школу, учился в советском вузе, — и все это, конечно, на народные денежки, главным образом, на деньги русских людей, но согласно своей биологической природе он как раз больше всего и ненавидел русских, презирал все то, что его кормило, одевало, давало крышу. Не случись горбачевская перестройка, он бы, как и его отец, стал вначале кандидатом наук, а потом доктором и взошел бы на профессорскую кафедру… Много бы ездил за границу, получал премии, лауреатские медальки. Ему бы дали хорошую квартиру, он купил бы дачу, ездил на собственной машине. Словом, жил бы, как большинство евреев, которым советская власть создавала всяческие привилегии, освобождала их от армии, от физических работ — холила и лелеяла, как малых детей. Они же, благодаря своим все тем же биологическим качествам, становились авторами открытий, которых не совершали, изобретений, которых не делали; непременно поднимались над всеми русскими, занимали кафедры и возглавляли лаборатории, институты.

Так бы и прожил свою бесполезную, но вполне обеспеченную жизнь Сеня Беленький, не случись то ли на его счастье, то ли на беду его и всех евреев горбачевская перестройка, названная потом четвертой революцией в двадцатом столетии на русской земле. Его отец работал в Министерстве газовой промышленности, где министром был будущий премьер Черномырдин… Оттуда на голову Сени и посыпались акции, банковские счета и все остальное. Он стал олигархом, — правда, не таким, как Березовский, Гусинский, братья Черные, братья Абрамовичи… Для полного счастья ему не хватало ста миллионов. Здесь, в заброшенном белорусском замке, он и надеялся получить эту сумму. Однако сейчас он вдруг понял: не за одними только миллионами он сюда приехал. Не спускал глаз с Катерины. И сейчас ему влетела шальная мысль: вот эту бабочку он бы, пожалуй, ввел во все свои дворцы и на правах хозяйки, — то есть мог бы и жениться на ней.

Одна шальная мысль тянула за собой и другую: «А этот… синеглазый олух?.. Он–то, кажется, уж захороводил девчонку». Но Беленький не был бы Беленьким, если бы он не умел выходить из любого положения. Проблему Каратаева решил для себя просто: «Прикажу устранить». И, окрыленный таким открытием, придвинулся ближе к Олегу.

— Мне нужно поговорить с вами наедине.

— Не могу, — отрезал Каратаев. — Имею инструкции от самых больших начальников: быть всегда рядом с подполковником.

Он кивнул на Катерину.

— Но она нам позволит, — обратился к ней Беленький.

— Что вам позволить? — спросила Катя.

— Уединиться с Олегом Гаврилычем.

— А уж этого никак нельзя!

— Но это ущемление прав человека! — воскликнул оли- гарх.

— Как вам угодно. Но такова теперь наша жизнь: нынче всех ущемляют, и даже грабят.

Она взглянула на Олега. Он улыбался. По всему было видно, что ее ответы олигарху ему нравятся.

— Хорошенькие правила! Не позволяют человеку поговорить с другим человеком.

— Позволяем. Но только не с такими человеками, как вы. Вы олигарх, к вам отношение в обществе особое. Мы еще не знаем, что вы такое и с чем вас едят.

Сеня всплеснул руками:

— Меня надо есть? Вы что — людоеды? Где я нахожусь, в конце концов? С кем имею дело?..

— Вы дело имеете со мной, а я человек строгий. У меня инструкция, и я ее выполняю. Так что извольте не только меня слушать, но и повиноваться.

Катя умышленно шла на дерзкий тон и на конфронтацию с наглецом, заявлявшим права на Олега. Она была при исполнении служебных обязанностей, отвечала за безопасность Объекта и могла действовать по своему усмотрению. А Олег одобрительно на нее поглядывал и как бы говорил: «Так его, так! Ишь, чего захотел: сто миллионов!»