Конторович Александр - Пока светит солнце!
А идти не близко — от места боя почти полтора километра. Вот и спешат боевые машины, напрягая всю мощь своих сердец. Ревут двигатели, выбрасывая клубы выхлопов.
Спешат танкисты…
А значит — уходи в сторону пехота, дай дорогу стальным крепостям.
Взмахнул рукою офицер, давая команду принять в сторону пехотинцам.
Ничего… мы ещё туда успеем — пусть пройдут танки!
* * *
Самый легкий танк весит около десяти тонн. Средний — существенно побольше. Да если ещё учитывать ту скорость, с которой несётся по дороге эта бронированная коробка…
Словом, через пехотный взвод любой танк проедет не запнувшись. И через два проедет. А если танков два…
Чуда не произошло и в этот раз — человеческая плоть не смогла остановить стальную громадину.
До линии боестолкновения оба взвода так никогда и не добрались.
А танки (забрызганные кровью и какими-то ошметками чуть не по башни) дошли. И немного сбавили скорость — так точнее стрелять.
Коротко треснула очередь двадцатимиллиметровой скорострелки — переваливавший через полуразрушенный окоп легкий танк окутался дымом.
Вторая очередь — и на башне точно такого же танка заплясало рыжее пламя.
Средний танк никуда не торопился. Подойдя поближе к перепаханным окопам, он притормозил. Ненадолго — чтобы успеть выстрелить. И сразу же после этого рванул вбок, двигаясь вдоль линии окопов.
А рядом с местом его непродолжительной остановки замер его собрат — такой же Т-3. Ствол его пушки опустился вниз, и из всех щелей медленно сочился ленивый дымок — танк умирал.
Перелом в ходе боя Ракутин почувствовал не сразу. Что-то еле заметно изменилось, какая-то мелочь… словно бы чуть тише стал рев моторов немецких танков, менее уверенно стали звучать крики атакующих пехотинцев. Надлом… совсем небольшой! Но — как вовремя!
Воткнув в приемник переснаряженный диск, он взвел затвор автомата.
— А ну, товарищи! Вломим гадам!
Треснула очередь, и из окна дома напротив выпала винтовка — её хозяину она больше не требовалась.
— Пошли!
Пыльная земля ощутимо толкнула под пятки. Перекат — очередь!
В проеме двери дома напротив заваливался набок немецкий унтер.
Ду-ду-ду-ду!
Плеснуло огнем прямо в лицо — фашисты успели установить пулемет.
Рухнул рядом боец, загребая обессилившими руками песок. Кто-то сдавленно вскрикнул, ухватившись руками за живот.
К-р-р-р — снова Жданович.
Вражеский пулеметчик обхватил руками голову и завертелся на месте. Успеть, успеть выдернуть из виска эту иглу! Больно же!
Не успел…
Лязгнул вхолостую затвор автомата — диск кончился. Пистолет?
А трофей?
Тяжелая это штука — МГ-34. Но — зато, как лупит!
Ду-ду-ду-ду — и из-за перечеркнутого пулеметной строчкой забора выкатывается немецкая каска.
Снова очередь — падает на землю офицер. Сбитая пулей фуражка отлетает неведомо куда.
Чердак — там какое-то движение!
Ду-ду-ду…
И рушится сверху здоровенный немец.
— Боец! Ленты возьми!
Веснушчатый красноармеец подхватывает две зеленые коробки. Смеется — это выглядит диковато.
— Как вы их, товарищ капитан! Здорово!
— Пошли!!!
Гулко бьёт пулемет, подметая раскаленной метлой улицу. Падает очкастый солдат, несущий в руках коробку телефонного аппарата.
А уже обгоняют Алексея раскрасневшиеся бойцы. Вламываются в дом, и оттуда тотчас же доносятся глухие удары. Кто-то страшно кричит, и в окно вываливается человек. Не разобрать кто это — вся одежда на нем изодрана в клочья, лица вообще не видно — вместо него сплошное месиво. Только сапоги у него непривычные — с широкими голенищами.
— Вперед! На ту улицу!
Там — на улице твориться что-то и вовсе неописуемое. Жаркими кострами горят три танка — все немецкие. Вперемешку лежат тела — свои, в красноармейской форме и немцы, легко узнаваемые по серым мундирам.
А по земле, обмениваясь ударами, катаются двое.
Кто они — не разберешь, пыль покрыла их обоих. А кровавые разводы на лице придают им жутковатый вид.
— Бойцы — взять обоих!
Очередь — из башни горящего танка вываливается полуобгоревший немец, роняя на землю пистолет.
Оба драчуна, растащенные в разные стороны бойцами, продолжают рычать и рваться друг на друга.
— Ах, ты, сволочь! Да я с того света тебя выну! За ребят — руками порву! — выплевывает один из них сквозь окровавленные губы.
— Капитан! Деменков!
— А?!
— Цел?
— Я-то? Я цел, а вот ребят моих — этот гад поджег!
— Так и ты ж его…
— Дай пистолет, капитан!
Кто-то из бойцов сует в руки танкиста наган — это подоспевшие откуда-то милиционеры.
Хлопает выстрел — и немец обвисает кулем на руках бойцов.
— Всё!
— Да не все ещё! Там танки были…
— Были! — страшно смеется Деменков. — Были, капитан! Да все вышли!
Что-то словно надламывается у него внутри, и танкист опускается прямо на землю.
— Витька… мехвод мой… как вылезать стал — эта сволочь его из пулемета… а остальные… так там и остались, один я успел…
— А его-то кто зажег?
— Осипов там… его-то танк уцелел…
Вспыхнула короткая перестрелка неподалеку. Ракутин только успел туда повернутся, как все затихло. Метнувшиеся на выстрелы милиционеры, принесли на руках раненого бойца. Следом за ними из переулка, не торопясь, вышел командир зенитчиков, державший в руках карабин.
Увидев Алексея, повернулся в его сторону.
— Как у вас дела обстоят, товарищ старший лейтенант? — опустив пулемет, спросил капитан.
— В строю одно орудие и двадцать восемь снарядов. Девять человек личного состава, шестеро раненых. Подбито и уничтожено четыре немецких танка и до роты пехоты. Наши потери… подсчитываем.
— Понимаю… Помощь какая-нибудь нужна?
— Да. В щелях ещё оставался боезапас. Немного, но и то…
— Ясно. Пошлю бойцов — пусть проверят. Ещё что?
— Нам бы десяток бойцов — в прикрытие. Немцы в этот раз подошли слишком близко, стрелять из пушек уже было нельзя.
— Вон там милиционеры подошли, забирайте половину.
Ещё потрескивали где-то одиночные выстрелы, вспыхивали спорадические схватки, но рева танковых моторов слышно не было. Мотаясь по улицам, перешагивая через лежащие на дороге тела убитых немцев, Ракутин понемногу начал осознавать — они отбились! Немцы то ли отошли, то ли просто все тут же и полегли. Невероятно, но уцелела и тридцатьчетверка — ей только опять порвало гусеницу. И сейчас экипаж, подбадривая себя матюками, натягивал её назад.
На звуки голосов из самых различных мест начали выходить уцелевшие красноармейцы. Сжимая в руках уже пустые, без патронов, винтовки, они жадно пили холодную воду и озирались по сторонам. Неужто, всё, что они перед собою сейчас видели, дело их рук? Все эти немцы, чьи тела устилали поселок, громкие, стреляющие на каждый звук — сражены их руками?
