Чингизиды. Великие ханы Монгольской империи - Чарльз Тернер
По окончании Западного похода Бату не стал возвращаться в Монголию, а осел в низовьях Волги, где хватало простора для монгольской конницы и климат был вполне хорош. Фламандский монах-францисканец Гильом де Рубрук, побывавший по поручению французского короля Людовика IX в 1253–1255 годах у монголов, оставил нам подробный отчет под названием «Путешествие в восточные страны». «Когда я увидел двор Бату, я оробел, – пишет де Рубрук, – потому что собственно дома его казались как бы каким-то большим городом, протянувшимся в длину и отовсюду окруженным народами на расстоянии трех или четырех лье…[39] Нас отвели ко двору, и Бату приказал раскинуть большую палатку, так как дом его не мог вместить столько мужчин и столько женщин, сколько их собралось… Сам же он сидел на длинном троне, широком, как ложе, и целиком позолоченном; на трон этот поднимались по трем ступеням; рядом с Бату сидела одна госпожа [предположительно, то была первая жена Бату по имени Боракчин]. Мужчины же сидели там и сям, направо и налево от госпожи; то, чего женщины не могли заполнить на своей стороне, так как там были только жены Бату, заполняли мужчины. Скамья же с кумысом и большими золотыми и серебряными чашами, украшенными драгоценными камнями, стояла при входе в палатку. Итак, Бату внимательно осмотрел нас, а мы его… Лицо Бату было тогда покрыто красноватыми пятнами. Наконец, он приказал нам говорить. Тогда наш проводник приказал нам преклонить колена и говорить. Я преклонил одно колено, как перед человеком. Тогда Бату сделал мне знак преклонить оба, что я и сделал, не желая спорить из-за этого…»[40].
Большой город, о котором пишет де Рубрук, это – Сарай-Бату («Дворец Бату»), столица улуса Джучи, основанная Бату на левом берегу реки Ахтубы, левого рукава Волги. В период расцвета в Сарай-Бату проживало около восьмидесяти тысяч человек, иначе говоря, по меркам того времени это был весьма крупный город. В первой половине XIV века, при хане Узбеке столица Золотой Орды была перенесена в Новый Сарай, он же – Сарай-Берке, также расположенный на Ахтубе, но выше по течению. После этого ставший ненужным Сарай-Бату быстро пришел в упадок, но Бату этого упадка уже не увидел. Сам он явно рассчитывал на то, что его столица будет стоять много веков.
Западный поход стал последней из военных кампаний Бату, больше он не воевал, а строил-обустраивал, да плел интриги, сначала против вдовы великого хана Угэдэя Дорегене-хатун, а затем – против ее сына, великого хана Гуюка. Угэдэй умер на рубеже 1241 и 1242 годов, а Гуюка провозгласили ханом осенью 1246 года. Столь длительную задержку принято связывать с поведением Бату, который, будучи старшим из Чингизидов, всячески уклонялся от участия в выборах нового хана под предлогом болезни. «Туракина-хатун не допустила, чтобы Ширамун, который, по его [Угэдэя] завещанию, был наследником престола, стал кааном, а правила государством по своей воле, – пишет Рашид ад-Дин. – Когда она посадила своего старшего сына, Гуюк-хана, на царство, Бату, который был старшим из всех родичей, не явился и привел отговорку – болезнь ног, Гуюк-хан на это обиделся и в душе замышлял козни против Бату и под тем предлогом, что “прохладная-де погода на Итиле благотворна для моей болезни”[41], принял решение направиться в ту сторону. Когда Соркуктани-беги [старшая жена Толуя, мать Менгу] узнала о его замыслах, она послала тайком извещение и предупредила Бату. А Гуюк-хан вскоре около этого [времени] скончался; сыновья и люди Гуюк-хана хотели посадить на каанство Ширамуна. Они сначала вызвали Бату. Он сказал: “У меня болят ноги, будет пристойно, если они ко мне приедут”. Туракина-хатун и семья Угедей-каана уклонились от этого, сочли это невозможным и сказали: “Престольный град Чингиз-хана здесь, зачем мы туда пойдем?”. А Бату был стар и уважаем и был старше всех царевичей, ему наступил черед царствовать. Соркуктани-беги сказала своему старшему сыну Менгу-каану: “Так как другие [царевичи] не едут к Бату, а он старший из всех [родичей] и больной, то поспеши ты к нему под предлогом посещения больного”. Согласно указанию матери, он отправился туда, и благодаря этому обязывающему поступку и другим заслугам Бату признал его [кааном] и возвел в каанское достоинство».
Ширамун был внуком и официально назначенным преемником великого хана Угэдэя, но вместо племянника верховную власть в монгольском государстве заполучил его дядя Гуюк. Правда, заполучил ненадолго, но это уже совсем другая история.
Рашид ад-Дин умалчивает о том, что Гуюк «принял решение направиться в ту сторону» с войском и Бату, во главе своего войска, выступил ему навстречу. Дойдя до предгорий Джунгарского Алатау[42], Бату остановился и стал ждать Гуюка, но великий хан до него не дошел, потому что внезапно умер в пути (это случилось весной 1248 года). Ходили слухи, что хан Гуюк был отравлен. Скорее всего, так оно и было, вопрос лишь в том, кто устранил Гуюка – агенты Бату или его собственные приближенные, желавшие избежать гражданской войны в недавно созданном Монгольском государстве. «О смерти же самого Кена [хана Гуюка] я не мог узнать ничего достоверного, – пишет Гильом де Рубрук. – Брат Андрей [доминиканский монах Андре де Лонжюмо, посланный Людовиком IX ко двору хана Гуюка] говорил мне, что Кен [хан] умер от одного врачебного средства, данного ему, и подозревал, что это средство приказал приготовить Бату. Однако я слышал другое. Именно Кен сам позвал Бату, чтобы тот пришел поклониться ему, и Бату пустился в путь с великой пышностью. Однако он сам и его люди сильно опасались, и он послал вперед своего брата по имени Стикана [Шибана], который, прибыв к Кену, должен был подать ему чашу за столом, но в это время возникла ссора между ними, и они убили друг друга». По поводу причастности Бату к отравлению Гуюка ничего определенного сказать нельзя, кроме того, что смерть великого хана была крайне выгодной для Бату, а вот история с Шибаном – это явная выдумка, поскольку Шибан упоминается в хрониках
