Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
-9-
Они, наверное, празднуют победу. Довольны, что отделались от нарушителя. Возможно, получают сейчас награды, пожимают друг другу руки, бьют пробками шампанского в потолок.
Они будут праздновать победу ещё четыре дня, а на пятый один неприметный сервер, свободный от контроля всяких там "Эшелонов" и СОРМов, не получив вовремя кодового сообщения, откроет всеобщий доступ к особому сайту. А с моего скромного счёта, уйдёт платёж за баннерную рекламу. Очень агрессивную и дорогую. На сайте же людям откроется потрясающая перспектива. Информация на пяти языках с описанием тысячи самых доступных ворот, медитационной системой и рекомендациями, как самостоятельно отыскивать новые переходы.
Многие сочтут это за бред или розыгрыш, но я знаю человеческую натуру – не меньше найдётся тех, кто захочет попробовать. И тогда возникнет цепная реакция, которую не остановит никакой орден и никакая мафия. Да и государства не смогут остановить. Метро не закопаешь, всех горок не сроешь. Это вам, сукины дети, не летающую тарелку в ангаре спрятать.
Информационную кампанию я подготовил на случай собственной смерти. Не как страховку, нет. Просто не хотелось уносить чудо в могилу. У меня так и не появилось никого, с кем я мог бы поделиться знанием, вот я и решил подарить его человечеству. Знание должно принадлежать всем. Это я понял давно, но позволил себе придержать тайну.
Что теперь значат границы; что значат колючие проволоки, контрольно–следовые полосы, пулемётные вышки, секреты, разъезды; какой смысл в таможнях, санитарных кордонах. Через четыре дня тысячи людей узнают, как обойти их.
Интернет стал первым шажком на пути к свободе, а ведь сколько шуму наделал. Что будет теперь, когда границы исчезнут не только для информации, но и для людей? Простых людей. Привычный мир рухнет. Туда ему и дорога. Мне не жалко. Сам я давно уже живу в другом мире. А теперь лишь пригласил всех к себе.
К себе. Вот тут есть проблемы.
Но я верю, что выберусь отсюда. Все прежние ворота срабатывали в обе стороны, и нет оснований думать, что здешние устроены иначе.
Там за прерией я увидел отблеск моря. Я пойду туда и сделаю лодку. Человек научился делать лодку раньше любого другого транспорта, раньше, чем обманул лошадь. Я сделаю лодку и вернусь.
Но когда я вернусь, им будет не до меня.
Часть I. Река времени. Глава первая. Остановка в пути
Часть I. Река времени
Старый мир исчез безвозвратно. Впереди все было ново, полно неизвестности. Неожиданное сместило перспективу, обесценило ценности и, озарив все своим колдовским светом, смешало реальное с нереальным, сплетя их в странный, путаный клубок.Джек Лондон. Неожиданное
Глава первая. Остановка в пути
Путешествие во времени занятие утомительное. Тем более путешествие вынужденное. Расхожее, закреплённое мифологемами и метафорами, представление о времени, как о реке, как ни странно, получило в моём случае реальное воплощение. К сожалению, подобная аналогия вовсе не означала лёгкой прогулки. Если уж пользоваться метафорами, то мой путь через века и эпохи больше напоминал восхождение на горный хребет, когда трещат от напряжения суставы, слезает с ладоней кожа, а мышцы хоть и наливаются сталью, но сталью расплавленной, воспаляющей каждую нервную клетку.
Лениво работая ложкой, я поглощал горячую пищу и наслаждался жизнью. Я радовался не столько тому, что выжил, сколько обретённому на время теплу и покою.
Средневековый Псков весьма удачное место, чтобы перевести дух. Местные жители не слишком обращают внимания на внешний вид, говор или различия в вере, и в пёстрой толпе приезжих довольно просто скрыть экзотическое происхождение. Город живёт торговлей, а эта сфера деятельности делает людей терпимыми. Ведь по большому счёту торговля и породила такое явление как человечество.
Конечно, и здесь случается всякое. Бывает, нагрянет чума, или война, или голод, и в такие периоды любую инаковость могут растолковать как причину бедствия, могут даже спалить чужака на костре в целях профилактики катастрофы. Но когда в исторической мясорубке наступает затишье, Псков вполне годится для передышки.
Тут, правда, следует сделать важную оговорку. Под передышкой я подразумеваю именно передышку и ничего более. Некоторые путают отдых с развлечением, а тут уж никаких гарантий. Одно дело затаиться в норе, получив вместе с крышей над головой относительную безопасность, и совсем другое – отправиться на экскурсию, доставая прохожих ехидными вопросами об особенностях их культуры, или выяснять у патриархальных предков, где тут можно снять девочек и купить травки. Не думаю также, чтобы на улочках Пскова показались уместными полицейская форма, интернетовский сленг, сатанинская татуировка или панковский "ирокез" ярко–зелёного цвета. Всякой толерантности есть предел и путь на костёр или на дыбу мог начаться с любого неверного шага.
Меня же вполне устраивала скромная роль иголки в стоге сена, которую, что важно, никто не ищет. Худая по меркам средневековья родная речь благополучно растворилась в интернациональном многоголосии, тем более что твёрдых канонов языка на Руси утвердить пока не додумались. Зная неплохо польский, я мог сносно общаться на любом из славянских языков. Индейскую куртку и джинсы маскировало ярмарочное разнообразие одеяний, а сношенные кроссовки я в первый же день сменил на сапоги – обувь настолько универсальную, что на умеренных широтах трудно представить себе культуру, где она смотрелась бы вызывающе. Что до причёски, то за время странствий я изрядно оброс, а длинные волосы и заросшее лицо считались здесь в порядке вещей.
Эта естественная маскировка причиняла одно неудобство – во время трапезы поросль цепляла на себя кое–что из предназначенного утробе. Поедая густые щи из глиняной миски, я то и дело промакивал заляпанные с непривычки усы и бороду хлебным ломтём. Волосы и щетина цеплялись к мякишу, вместе с ним отправлялись в глотку, где прилипали к языку, нёбу и неприятно щекотали гланды. Я откашливался и вновь принимался за еду. Что поделать, салфеток на постоялом дворе не водилось, а от простенькой идеи вытирать рот рукавом я отказался, как только подумал о трудностях средневековой стирки.
Бытовые условия и без того оставляли желать лучшего. Стараясь избежать чужого внимания, я, видимо,
