Пьер Мак-Орлан - На борту «Утренней звезды»
Мы избавились от этого добра, обменяв его на золотые монеты. Корабельный шкипер сослужил нам при этом хорошую службу. Он договорился с одним Голландцем из Маракайбо, который скупил все за наличные. В благодарность за его услуги мы даровали ему свободу. Мы сорвали с него одежду, связали ему руки на груди, и один из нас обмазал его алой краской.
В таком виде его спустили на берег, украсив зад длинным пером какаду, воткнутым, для забавы, в место, которое я не могу назвать.
Человек, очутившись на сожженном солнцем берегу, принялся бежать как дьявол. Мы видели в подзорную трубу, как он напугал женщин, бросившихся от него врассыпную, словно муравьи.
Потом корабль снялся с якоря, и эта забавная картина скрылась из виду.
У каждого из нас карманы были набиты золотом. Мы не могли сдержать свою радость. Питти, усевшись по-турецки на палубе, штопал свою голубую куртку, сопровождая работу песней.
Мак-Гроу, повязав черный галстук и засунув за треуголку трубку, опирался на палку с серебряным набалдашником; из кармана у него выглядывала клистирная трубка. Он готовился сесть в лодку, подпрыгивавшую за «Утренней Звездой», словно ягненок за своей матерью. Он пригласил меня занять место рядом с собой. Жорж Мэри был у руля; Нантез и Марсо взялись за весла.
«Утренняя Звезда» подняла британский королевский флаг. Перед нами вырос Остров Голубей с его удивительным населением, состоящим из плантаторов и девиц. Их яркие платья и широкие соломенные шляпы уже виднелись вдали. Прибытие «Утренней Звезды» в бухту Венесуэлы взволновало всех плутовок Маракайбо. В наших карманах звенело золото, и с нами был Нантез: что еще нужно, чтобы устроить пикник, воспоминание о котором сохранилось бы надолго после возвращения к нашим обычным скитаниям!
Когда мы прибыли на берег, нас встретили как победителей. Девицы протягивали нам цветы и губы для поцелуев. Мак-Гроу все знали. Каждый раз, заходя в гавань, он принимался лечить блудниц острова, и слава лекаря доставляла ему любовниц и всеобщее уважение.
Одна старуха пригласила его навестить больную дочь. Мы последовали за счастливым Эскулапом и вошли в убогую хижину, где красивая шестнадцатилетняя метиска лежала с завязанной тряпками шеей и смотрела жалобными глазами.
— Дочь моя! — произнес Мак-Гроу.
Он заставил больную высунуть язык и, улыбнувшись, вооружился ослепительной клистирной трубкой, вскинув ее на плечо, точно мушкет.
— Ах, матушка, — сказал он, — дайте нам кипятку, да положите туда вот эти отобранные мною травы.
Мы были в превосходном настроении и дразнили старуху, бормотавшую проклятия. Когда все было готово, Мак-Гроу взял клистир и протянул руку к юбкам метиски. Это была целая церемония: в то время как Нантез поддерживал неподвижный зад больной, Мак-Гроу, с осторожностью настоящей Манон, влил туда пинту горячей воды.
Это забавное зрелище привлекло прекрасных блудниц, которых Марсо называл «лошадками». Каждая с горячностью подавала свой совет, а метиска, сидя на своем ложе и опустив юбки, охая, гладила себе живот. Мы покинули это невеселое место. Нас манил свежий зеленый луг, и мы улеглись в тени деревьев, скинув крутки.
С нами были: Кармен, Тереза со Сторожевого Острова и Консептиа с Борики. Эти зубастые, смеющиеся и грубые девушки тотчас же завладели нами. Один Мак-Гроу, благодаря своему клистиру, внушал почтение. Я же, сидя подле маленькой Жуаниты, мог только улыбаться, наблюдая за проворными движениями молодой девушки. Она прыгала как белка и ласково теребила меня.
По правде сказать, Мак-Гроу, Жорж Мэри, Ансельм и я, думая о том, как оживить прогулку, сильно рассчитывали на Марсо и его уменье обращаться с женщинами. На корабле похождения Марсо сделались легендой. На одном французском сторожевом посту — так он рассказывал — он ласкал швей и развратничал с монахиней, в компании с маленьким аббатом, по имени Бужарон. Марсо охотно распространялся о своем прошлом.
Девушки громко смеялись. Они устроили между собой игры и обменивались замечаниями, которые приводили их в веселое настроение, и которых мы не понимали. Молчаливый Жорж Мэри пробовал пошарить в юбках Кармен, но она ударила его за это по рукам веером из перьев.
Мы опьянели. Чаши покатились на траву. Марсо тщетно пытался овладеть какой-либо из девиц. Это ему не удавалось. Он оказался вовсе не таким, каким он представлялся нам в море. И все-таки все наши надежды устремлялись к нему. «Покажи им, — думали мы, — ну, покажи им, этим мерзавкам, кто мы такие!»
Марсо в этот момент пал жертвой одной брюнетки, у которой были стройные ноги. Мы перехватили взгляд, который она бросила подругам, когда Парижанин разрешил ей заглянуть в его кошелек. Мы решили показать себя обаятельными. Питти запел. Но наши песни не занимали девиц. Всю ночь мы пили с ними; наконец нам удалось овладеть ими, но как-то неловко, без удовольствия.
Уже рассвело, когда мы возвратились на «Утреннюю Звезду»с пустыми кошельками и с горечью во рту. А на другой день вечером мы снова услышали смех сирен с Острова Голубей и увидели наших товарищей, которые возвращались, в свою очередь, побывав на берегу.
Имена красоток все же остались в нашей памяти: Жуанита и Консептиа с Борики.
Вера в соблазнителя Марсо мало-помалу возвращалась. И каждый стремился опять в открытое море, так как всем хотелось привести в порядок и разукрасить в одиночестве свои воспоминания, чтобы познать горечь столь приятных сожалений.
Х
— Готово, — сказал Мак-Гроу. — Далила разрешилась от бремени. Я слышу вой ее щенят у кухонной лесенки. Она лежит возле бочонка с ромом. Идите за мной и не шумите.
Лицо Мак-Гроу выражало довольство: с тех пор, как я поклялся на библии и сделался его другом, я никогда не мог разгадать его истинное лицо. На этот раз в продолжение нескольких часов мы видели это лицо — лицо смелого и открытого человека. Бывают дни, когда вдруг раскрывается наше истинное лицо, — иногда после богатой добычи, иногда только перед смертью.
Настоящее лицо Мак-Гроу — хирурга на корабле под черным флагом — оказалось лицом простого и доброго человека.
— Да, — сказал нам Мак-Гроу, — отец, вероятно, тот желтый пес, которого мы приютили два месяца назад, когда «Утренняя Звезда» села на мель против Корсо-Кестля. Я оставлю одного щенка для молока матери.
— Надо будет утопить остальных, — сказал Жорж Мэри, — ты единственный, кому позволено иметь собаку, потому что она была с тобой, когда ты пришел к нам. На борту нет места для других собак.
— Нас и самих достаточно, — сказал Дьеппез.
— Надо их утопить, — повторил Жорж Мэри.
