Джеймс Купер - В Венеции
— Мне всегда приятно видеть тебя, моя дорогая; ведь ты дочка моего старого друга, драгоценное сокровище Венеции. Двери моего дворца всегда открыты для тебя. И я буду счастлив разрешать твои сомнения и исполнять твои капризы.
— Я очень признательна вам, — отвечала Виолетта, — но боюсь, что я беспокою вас своей просьбой в тот самый момент, когда вы очень заняты делами государства.
— К сожалению, мой возраст и мои болезни не позволяют мне заниматься делами республики, как бы я того хотел. Но все обстоит лучше, чем можно было ожидать; договор с императором для нас очень выгоден, неприязнь Рима смягчена. Этим мы обязаны одному молодому неаполитанцу: он имеет хорошие связи при дворе папы через своего дядю…
— Вы так добры ко мне, синьор, и я не скрою от вас, что сегодня, кроме желания видеть вас, меня привело сюда намерение воспользоваться вашей добротой для одного дела, — скромно, но решительно обратилась к старику донна Виолетта.
— Посмотрите, донна Флоринда, наша питомица унаследовала от своих предков и привычку покровительствовать. Я одобряю это от всей души. Я только замечу тебе, что надо быть осторожной и, делая добро одному, не повредить этим другому. Так в чем же дело? За кого ты хлопочешь? За кого-нибудь из твоих служащих, за твою кормилицу?
— Нет, синьор, моя просьба гораздо важнее…
— В наш век, в век новых веяний, нельзя слишком сурово относиться к новшествам, — серьезно и даже сурово сказал синьор Градениго. — Но если бы Сенат не пресекал все сумасбродные теории молодости, то их пагубное влияние проникло бы в народ… Да, я многое согласен исполнить. Если ты нуждаешься в деньгах, проси у меня, сколько хочешь… Но помни, я не пожалею того, кто нарушает покой нашей республики.
Это неожиданное предупреждение смутило Виолетту, но она поборола смущение и сказала твердо:
— Вам известно, синьор Градениго, что я не отблагодарила еще за оказанную мне услугу.
— Дело принимает серьезный оборот. Донна Флоринда, наша Виолетта очень взволнована, и я просил бы вас объяснить мне все подробнее.
— Хотя я не совсем в курсе дела, — отвечала компаньонка, — но, насколько я могла понять, я думаю, что это относится к спасению жизни Виолетты…
Лицо синьора Градениго стало серьезным.
— Теперь я понимаю. Правда, — сказал он, обращаясь к девушке, — дон Камилло прилетел к тебе на помощь как-раз в тот самый момент, когда ты могла пойти ко дну вслед за своим дядей. Но дон Камилло не какой-нибудь гондольер, чтобы ждать за это подачки. Ведь ты его поблагодарила, и этого вполне достаточно.
— О, да! Я вечно останусь ему признательна.
— Я вижу, донна Флоринда, что ваша ученица увлекается романами; ей не мешало бы почитать и молитвенник.
— Синьор, если я не оправдываю достаточно доверия моих наставников, то в этом виновата одна я, — с живостью заметила девушка. Дон Камилло Монфорте давно хлопочет в Сенате о восстановлении его в правах предков. Вы, синьор, пользуетесь там большим доверием, и если бы вы ему оказали поддержку, Венеция потеряла бы в доходах, но зато приобрела бы славу честности, которой она так добивается.
— Ты была бы хорошим адвокатом, милая. Хорошо, я подумаю о твоей просьбе, — сказал дон Градениго, снисходительно улыбаясь.
Донна Виолетта, обрадованная этим обещанием, схватила протянутую ей опекуном руку и с жаром поцеловала ее. Это волнение показалось подозрительным старику.
— Ты слишком хороша, и всякий бы на моем месте не устоял против твоей просьбы. Что касается прав дона Камилло… Да, положим, все равно, ты этого хочешь, и дело будет рассмотрено с тем снисхождением, в котором так часто упрекают наше правосудие.
— Вы хотите сказать, что будете тверды, но не бесчувственны к интересам иностранца.
— Я боюсь, как бы подобное толкование не разрушило наших надежд. Но я рассмотрю дело… Ну, а теперь о другом. О моем сыне. Я надеюсь, что, ради любви ко мне, ты считаешь его своим другом.
— Двери моего дворца всегда открыты для синьора Джакомо, — сказала холодно Виолетта. — Сын моего опекуна всегда приятный гость для меня.
— Я очень рад этому и желал бы, чтобы он убедил тебя в своем расположении к тебе… Но в наше время осторожность — высшая добродетель. И если юноша немного робок, то, будь уверена, это из боязни преждевременно внести беспокойство в среду лиц, интересующихся твоей судьбой, моя девочка.
Обе женщины поклонились и запахнули свои мантильи: нетрудно было догадаться, что они собирались уходить. Донна Виолетта подошла к старику, и, простившись с ним, женщины вернулись на гондолу.
Синьор Градениго молча прошелся несколько раз по комнате. В обширных покоях его дворца было тихо; но эта тишина вскоре была нарушена приходом молодого человека. По виду и по манерам в нем сразу можно было распознать кутилу. Он с шумом вошел в кабинет отца.
— Как всегда, тебе не повезло сегодня, Джакомо, — сказал синьор Градениго с отеческой снисходительностью, к которой примешивался и упрек. — Донна Виолетта только-что ушла от меня. А ты, верно, возвращаешься со свидания с дочерью какого-нибудь ювелира.
— На этот раз вы ошибаетесь, отец, — возразил молодой человек, — ни сам ювелир, ни даже банкир, ни его дочь мне теперь не интересны.
— Гм… Это что-то необыкновенное. Я бы хотел, Джакомо, чтобы ты сумел воспользоваться тем случаем, который представляет моя опека над донной Виолеттой, и понял бы всю важность того, что я тебе советую.
— Будьте покойны, батюшка. Я довольно страдал от недостатка того, чего у донны Виолетты имеется с избытком, чтобы пропустить такой лакомый кусок. Отказывая мне в моих нуждах, вы как бы заручились моим согласием на этот счет.
— Теперь не до упреков, Джакомо, пойми: иностранец — твой соперник. После происшествия на Джудекке он победил сердце Виолетты. Она бредит им и совершенно не думает о тебе. Ты не забыл сообщить Совету об опасности, которая угрожает нашей наследнице миллионов?
— Да, я напомнил.
— И каким образом?
— Самым простым, но самым надежным… Львиная Пасть…
— Да, это решительный поступок.
— И, как все рискованные, — наиболее выигрышный. Наконец-то мне повезло, и в доказательство я мог представить кольцо с печатью неаполитанца.
— Ты не понимаешь опасности твоего поступка. Я боюсь, как бы не узнали почерка на твоем сообщении. А каким образом ты достал перстень?
— Будьте покойны! Если я иногда и не слушался ваших советов, то я их помнил. Неаполитанец погиб, и если Совет, в котором и вы, отец, состоите, будет себе верен, то наш враг будет отдан под надзор, если не выслан.
— Совет Трехсот исполнит свой долг, в этом нечего сомневаться; я буду счастлив, если твое усердие не повлечет за собой никаких нежелательных последствий, — многозначительно заметил старый сенатор.
