Вениамин Вахман - Проделки морского беса
— Слыхали? — спросил он. — Это светлейший голландцев и французов ругал нехорошими словами. Ну и мне заодно досталось. Взял манеру лаяться…
Он снова надел шляпу, вздохнул.
— Вас решено определить покедова капитанами ластовых экипажей. Сейчас у нас важнее дела нет, как разгрузить датские корабли. Датчане все-таки молодцы, геройски сразились со свейской эскадрой. Пошли, приставлю вас к делу.
— Елизарка! — не то обиженно, не то на смех прошептал Аким. — Ну чего я такой разнесчастный? Только порадовался, что с корабля живой ушел, меня снова на другую посудину гонят…
Елизар обнял товарища, встряхнул для подбодрения.
— Ладно, не робей, чего-нибудь придумаем.
На пристани, где хозяйствовал злой, охрипший от ругани интендантский полковник, выяснилось, что пока на ходу есть только один ластбоот — одномачтовый пузатый тендер для перевозки больших тяжестей. Управлять им вызвался Елизар. Аким остался на пристани и как-то сразу включился в общее дело. Вместе с полковником стал сверять накладные, орал на затурканных обозных солдат, таскавших с пристани на подводы ящики и бочки.
Ластовые команды, говоря по-простому, — это команды грузчиков. В их ведении небольшие портовые суда для хождения между берегом и стоящими на рейде кораблями.
Река чуть колыхалась, лизала сваи, шевелила плавающий у пристани мусор. Ниже пристани, на середине широкого плеса, на сверкающей глади, друг около друга стояли округлые, широкие галиоты и купецкие корабли. А вдали тонкими прутиками поднялись кверху мачты военных судов конвоя, Там-то и произошел бой. Между кораблями и берегом, туда и обратно, ходил резвый табунок гребных шлюпок, свозивших грузы полегче. Широкий, словно распиленный пополам грецкий орех, ластбоот тоже уже несколько раз сходил к галиотам и возвращался к пристани с грузом пушечных ядер.
Вдруг на набережной произошло шевеление. Шагавший мимо взвод солдат с великой поспешностью выстроился й шеренгу, разом вскинул ружья на караул. Писарь на мостках выронил листок бумаги и, не смея нагнуться за ним, стянул с головы шляпенку, впопыхах вместе с париком.
К мосткам подъехал на белой как сметана лошади всадник в малиновом плаще, в шляпе, не только обшитой по полям золотым позументом, но и украшенной страусовыми перьями. За всадником, теснясь, ехали генералы и полковники. Всадник зорко оглядел пристань и корабли, затем, не торопясь, слез с седла. Лошадь тотчас кто-то подхватил под уздцы. Сопровождавшая всадника в малиновом плаще свита тоже стала торопливо спешиваться. Приехавший, широко шагая, направился к спуску, на ходу сбросил свой великолепный плащ, который, вопреки законам естества, не упал наземь, а был услужливо подхвачен дородным военным в больших чинах.
— Сам светлейший! — из-за паруса выкрикнул матроз.
Елизар узнал всесильного царского любимца, князя Александра
Даниловича Меншикова. Меншиков, в голубом военном кафтане, сверкая орденскими звездами и крестами, сбежал по насыпи, мимоходом пальцами в бриллиантовых перстнях щелкнул по плеши перепуганного писца, который так и не заметил отсутствия парика на голове. Светлейший был выше всех вокруг: известно было — одного роста с царем! Он на мгновенье остановился, чтобы подтянуть кверху щегольские, морковного цвета ботфорты, выпрямившись, откинул прядь серебристого парика. Ветер колыхал и развевал пышный плюмаж на шляпе.
— Эй, зееманы! — зычно крикнул он. Меншиков, как и царь, любил употреблять голландские слова. — Мореходы! Вы, как я погляжу, малость зачухались! Этак с одним ластбоотом мы, чай, месяц провозимся. Надо иначе… Как пойдет в реку морской прилив, корабли тащите к пристани, пущай там разгрузят артиллерию. Ветра не будет — шлюпками буксировать корабли. Глубину реки меряли?
— Так точно! — ответил интендантский полковник.
Меншиков подмигнул голубым веселым глазом Акиму:
— Ты, фенрих, нынче ночью прибыл?
— Так точно, господин светлейший генерал… — спутался заробевший Яблоков.
Меншиков раскатисто захохотал:
— Эх ты! Титуловать не знаешь! Ладно, не обижусь… — Он подтолкнул Акима. — Пошли со мной на сей боот…
Елизар, как находящийся при службе, продолжал одной рукой держать румпель, другой — шляпу. Меншиков подошел к ластбооту, поставил ногу на борт, хозяйственно оглядел суденышко — корпус, мачту, одобрительно кивнул.
— Ладная посудина, надежная, голландцы строили. Ихние суда не спешно ходят, зато крепки.
Обернулся к свите, небрежно бросил:
— Погодите здесь… Хочу пройтись к кораблям. Мы с его величеством, государем Петром Алексеичем, чай, тоже в морской службе.
Легко перепрыгнув через борт, взял у Елизара рукоять румпеля.
— А ты чего мешкаешь, береговая выдра? — это относилось к Акиму.
Аким засуетился, неловко перелез на палубу. Хоть по натуре был не пужливого десятка, даже храбрый, но сейчас заробел. У светлейшего, как он встал ногой на палубу, словно весь облик поменялся: сразу стал похож на царя Петра. Так же, как Петр, сердито ощерил рот, сощурил глаза, даже ус у него дернулся, как у царя, который страдал нервным тиком.
— Отдай конец! — капитанским голосом скомандовал Менши- ков. — Матрозы, становись к месту. Со штирборта киль в воду. Пойдем правым галсом.
Матрозы Иван и Тимофей работали привычно: вывалили в воду один из бортовых килей, похожих на тюленьи ласты, ухватясь за канат, повисли на нем всей своей тяжестью, поддернули верхний рей, чтоб парус брал больше ветра. Боот плавно отошел. Меншиков взглянул назад на воду — велико ли расстояние от пристани, сунул румпель Елизару, присел на кормовую скамью, вытянул из кармана кисет и коротенькую матрозскую трубку.
— Ну, господа фенрихи, который из вас Яблоков, а который Овчина?
— Я есть Елизар Овчина-Шубников, — вскинулся Елизар.
— А я Аким Яблоков, — Аким уже несколько приободрился, доложился громко, отчетливо.
Меншиков поглядел на Елизара.
— Не круто ли, парень, к ветру берешь?
— В самый раз, — уверенно ответил Елизар. — Сей боот рысклив из-за малой длины.
Вельможа кивнул.
— Верно. Скажи, Елизар… как по батюшке-то?
— Артамонов…
— Так вот, Елизар Артамонов, есть, окромя тебя, кто из Шубниковых на государевой службе? Али ты один?
— Да почитай что один, — грустно ответил Елизар. — Брат еще недолеток, отец в вотчине проживает по причине хромоты. Крымской стрелой ему ногу повредило. Вот с материнской стороны родной дядя, генерал-инженер в Питерсбурхе, Талызин, вам известный.
Меншиков прищурился.
— Хромота для боярина службе не помеха. Что, не хочет отец служить, так, что ли? Вон Яблоковы служат, воевода отец-то твоего приятеля.
