Валерий Елманов - Подменыш
— Так это…
— А ты что подумал, государь? Самое что ни на есть узилище. А коль по ним пройдешься, да послушаешь тех, кто в них сидит годами, и все равно не поймешь, тогда в иные кельи загляни — где бояре от соблазнов мирских спасаются.
— А там что?
— Заглянешь — поймешь, — коротко ответил старец, но потом смягчился, пояснил: — Они мыслят, убежали от всего, да и дело с концом, вот и лезут вслед за монахами в кельи. Ан не тут-то было. Соблазнам противостоять — дух надобен, а его у них отродясь не имелось. Какие уж там дни постные. Хоть бы не бражничали — и на том спасибо. Опять же всем прочим какой пример подается? То-то и оно.
— Собор надобно созывать, — помрачнев, заметил Иоанн.
— Ох, хороша белорыбица, — между тем похвалил угощение Артемий, вновь потянувшись к блюду. — Ныне, правда, день Воздвижения — грех ее вкушать.
— Но ты же мне сам сказывал слова Христовы: «Не то грех, что в уста, ибо оно для тела, но то, что из уст», — ободрил его Иоанн. — Вкушай, вкушай, отче.
— Не смею ослушаться царского повеления, — лукаво заметил Артемий, извлекая очередную рыбину из блюда.
— А про то, что мне поведал, ты на бумаге изложи. Да я сам к ней кое-что добавлю. Уж больно много у меня вопросов к святым отцам накопилось.
— Это сколь же мне еще тогда в Чудовской обители проживать? — недовольно осведомился Артемий.
В вопросе не было никакого кокетства. Москва и впрямь тяготила старца. Вызванный Иоанном в столицу, Артемий чуть ли не со слезами на глазах прощался с родными местами и со своей братией. За то время, что он здесь пребывал, царь не раз и не два уже приглашал отца Сильвестра, чтобы тот, если Иоанну удастся договориться с самим старцем, поддержал царя перед митрополитом Макарием всем своим немалым авторитетом.
Сильвестр, пообщавшись, нашел, что Артемий имеет «довольно книжнаго ученья и исполнен добраго нрава и смирения», так что вполне годится на высокий пост в игумена к Троице. Теперь оставалось лишь соблазнить самого старца. Потому Иоанн и вызывал его к себе из Чудовской обители по каждому удобному случаю.
Впрямую разговора он не начинал — опасался резкого и категорического отказа, после которого уже ничего нельзя будет исправить. Между тем пост был весьма удобен, чтобы, оттолкнувшись от него, как с высокой горки, взлететь в епископы любой епархии, а уж оттуда всего один шаг до митрополита всея Руси владыки Артемия, который — тут Иоанн был абсолютно уверен — не станет, в отличие от Макария, препятствовать желанию государя забрать под себя все монастырские и церковные земли с людьми. Более того, иные, как это произошло с тем же архимандритом Симоновского монастыря Зосимой[22] или игуменом Волоцкого монастыря Даниилом[23], были напрямую избраны в митрополиты, миновав епископский сан. Никогда не владели епархиями и игумены Троицкой обители Симон[24] и Иоасаф[25], также возглавлявшие русскую православную церковь.
— Помнишь, отче, о чем у нас говоря велась? — решился Иоанн.
— Она о многом велась — всего не упомнишь, — спокойно ответил старец. — Да ты не юли, государь. Дело говори. Никак вовсе возжелал в столице меня оставить?
— А если и так — что скажешь?
— А ведомо ли тебе, что я инако мыслю, нежели столпы церкви?
— А ведомо ли тебе отче, что я вкушал духовный хлеб из дланей некоего старца и ныне тоже инако мыслю? — лукаво прищурился Иоанн.
Артемий усмехнулся.
— Землица монастырская покоя не дает? — проницательно заметил он.
— Чтобы люд ратный удоволить — мне ее много надобно, — вздохнул Иоанн. — А где взять? Свою раздать? Не жалко, отдам. Только не хватит ее. А прочая земля — куда ни обернись — вся за монастырями записана. Налево глянешь — угодья Чудовой обители, направо — Богоявленской, назад обернись — игумен Андрониковского монастыря клюкой грозит, вперед — там старцы из Симонова гневно хмурятся. А уж вотчины дома Живоначальные троицы и преподобного Сергия, Радонежского чудотворца[26] по любой дороге езжай — всюду перед тобой. Вроде бы и не сказать, что так уж много за каждым из них числится, но ведь если бы их два-три, пускай пяток на Москве было, а то свыше трех десятков. Тут тебе, помимо старых, и Новоспасский, что на берегу Москвы-реки, в четырех верстах от Кремля по воле моего деда великого князя Иоанна Васильевича поставлен. Ну, он-то ладно. Его взамен Спасского монастыря поставили. А Воскресенский, что в Белом городе, а Покровский, что в Садех, а Спасский в Чигасах за Яузою, да там же Козмодемьянский на Бражках, а Николаевский на Угреши. Из иных же и вовсе чуть ли не каждый месяц поклоны шлют, да напоминают, что они не просто какие-нибудь там, что им наособицу заботу подавай.
— Это кто ж такие? — поинтересовался Артемий.
— Да разные, — досадливо отмахнулся Иоанн. — Вон, Покровский на Лыщиковой горе взять. Дескать, их мой дед отцу своему завещал. Георгиевский девич в Белом городе, кой тетка моей Анастасии поставила, тоже просит. Новодевичий на Девичьем поле, который мой батюшка по обету поставил, когда ему Смоленск покорился, чуть ли не каждый месяц о себе напоминает. Да еще грозятся — намекают, что коли я их не удоволю, так мне ратных побед вовсе не видать. Дескать, и неудачи мои прошлые только от того, что я про них позабыл. Вечор игумен с Николаевского, что на Драчах в Земляном городе, тоже плакался. Сказывал, что опосля пожара великого так и осталось все в убогости пребывать.
— И куда ж ты меня определить хошь? — бесцеремонно перебил его старец.
— В Троицкую обитель, — Иоанн с некоторой боязнью уставился на своего бывшего наставника — скажет он сейчас «нет», и все, в следующий раз можно будет попытаться заговорить с ним об этом не ранее как годика через три, если не через пять.
— Помнится, я тебе подсобить обещался вместе с Федором Ивановичем, царствие ему небесное, — медленно произнес Артемий. — Ежели бы ты иную какую обитель предложил — сразу бы отказал, но ту, что сам святой Сергий основал… Ладно, поглядим, как ты с собором управишься, а там я тебе скажу свое слово, — крайне неохотно вымолвил он.
От Макария Иоанн ничего особо таить не собирался, да и как утаишь, когда созывать собор — дело не одного месяца. К тому же митрополит, будучи и сам во многом недовольным разного рода беспорядками, вызвался помочь, пообещав подкинуть некоторые вопросы, которые нуждаются в немедленном решении.
— У меня ведь тоже всякого скопилось, государь. То славно, что ты решил старцев церковных вопросить о всяком. Ежели оное из моих уст изречено будет — это одно. Могут попросту рукой махнуть. Тебе же так ответить не осмелятся, — одобрил он, искренне полагая, что речь главным образом пойдет об упорядочении церковного чина[27] и прочих нюансах. — Я ведь давно, еще когда архиепископом был, докладывал твоему батюшке о всех нестроениях. Мыслил, что должон царь промышлять о божественных церквах и честных монастырях, да он как-то… А напоминать лишний разок я не решался, — добавил он виновато.
