Ле Галле - Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака
Из театра доносились глухие звуки музыки. Вдруг в дверях показался сам директор в сопровождении своего товарища Виолена. При виде своего любимца толпа моментально притихла и замерла в ожидании чего-то интересного.
— Милостивые государи и государыни, прежде чем поднять занавес, я предложу вашему уважаемому вниманию нечто весьма интересное! — начал тот, произнося слова с сильным итальянским акцентом. — Например, приключения горбатого шута, прелестное бесподобное зрелище, прекрасное средство против ипохондрии! — вставил Виолен.
Взрыв гомерического хохота заглушил его слова.
— Вероятно, вы уже слышали кое-что о моей обезьяне, Фаготене, этом чуде из чудес?
— Да, да, слышали! Фаготен, Фаготен! — заорала толпа, развеселившаяся под впечатлением этого предисловия.
— Итак, господа, я покажу вам это чудо даром, совершенно даром, как показывал вчера, как покажу и завтра! — продолжал оратор.
По данному знаку Виолен исчез и вскоре вернулся, ведя за руку комично одетую обезьяну, выступавшую с уморительной важностью рядом с ним.
— Это он, браво, Фаготен, браво! — смеясь, кричала толпа.
Нужно пояснить, что обезьяна изображала настоящую карикатуру Бержерака. Эта комическая копия фигуры, костюма и гордой походки поэта стоила Бриоше немалых трудов.
«Обезьяна, — как говорит сам герой нашего романа, — была толста, как амьенский паштет, ростом почти с человека и чертовски смешна, Бриоше украсил ее старой вигоневой шляпой с большим пером, еле закрывавшим ее дыры и заплаты; па шею он пристегнул шутовской воротник и, наконец, дополнил весь костюм модным кафтаном с шестью складками, сплошь зашитым блестками и тесьмами».
— Что, каков молодец?! — крикнул Бриоше, принимая участие в общем веселье.
— Вперед, Неустрашимый! Доброе утро, Капитан Сатана, Победитель силачей, забияка, хвастун! Покажи же нам свое мастерство! — кричал он.
Толпа, вся поглощенная интересным зрелищем, не спускала глаз с комичной фигуры обезьяны и не замечала Бержерака, остановившегося у театрального барака в последнем ряду зрителей.
Кровь бросилась ему в голову при виде этого оскорбительного зрелища. Его нос, злосчастный, осмеянный нос весь вздрагивал от душившего его гнева. Сирано ежеминутно готов был броситься на эту глупую гоготавшую над ним толпу, но любопытство пересилило гнев, и он остался на своем месте.
— Приветствую тебя, помощник могильщиков! — обратился Бриоше к мнимому Сирано. — Твои достославные деяния не останутся во мраке; все и каждый знает о том, как ты из головы султана сделал рукоятку к своей шпаге; как взмахом шляпы потопил целую флотилию. Да, чтобы посчитать всех убитых тобой людей, пришлось бы к цифре 9 приделать столько нулей, сколько песчинок на морском берегу. Иди же, достославный рубака, облегчай работу Паркам!
Прекрасно выдрессированная обезьяна, выхватив свою шпагу из ножен, принялась чрезвычайно удачно подражать приемам Бержерака. Движения ее были так комичны и притом так поразительно искусны, что Сирано невольно расхохотался вместе с толпой.
Между тем присутствие Сирано было замечено; толпа заволновалась.
— Вот он, вот он! Эй, Фаготен, гляди на своего двойника! Вот он своей собственной сатанинской персоной! — выкрикивала толпа, то и дело поглядывая то на обезьяну, то на Бержерака и отдаваясь неудержимому хохоту.
— Молчать, бездельники, а не то я покажу вам ваше место! — крикнул Бержерак, выведенный из терпения.
— Позвольте, сударь, полюбопытствовать, — проговорил какой-то лакей, выдвигаясь из толпы. — Этот нос чей будет, ваш собственный или прицепной? Вот так нос, всем носам нос! Отверните-ка его маленько в сторону, а то за ним ничего не видно! — балаганил лакей, с низкими поклонами приближаясь к поэту.
Намекнуть Сирано на его нос значило нанести ему кровное оскорбление. Наш герой не вынес этой насмешки и, выхватив свою длинную шпагу, ринулся на хохотавшую толпу. Моментально площадь опустела, лишь один Фаготен с гордым видом размахнулся шпагой на раздосадованного поэта.
Савиньян бессознательно бросился к несчастному животному и в одно мгновение уложил его на месте ловким ударом в сердце.
Видя мертвую обезьяну, Бриоше с воплем бросился к злосчастной жертве вспышки Бержерака.
— О, господин Сирано, вы поплатитесь мне за смерть моего Фаготена! — кричал он, впрочем, несколько сдерживая себя ввиду вещественного доказательства могущества Сирано, присутствие которого не позволяло ему вполне выразить свою ярость. — Я никогда не забуду смерти моего дорогого Фаготена. Я подам на вас в суд, и вы заплатите мне самое малое 50 пистолей! — продолжал он, обнимая мертвое животное.
— Погоди немного, и я тебе заплачу, но только такой же монетой, как и твоей обезьяне, — ответил Сирано, потом, вытерев шпагу и хладнокровно вложив ее в ножны, отправился к Новому Мосту, отыскивая глазами Мануэля. Но в почтительно расступившейся толпе не было ни молодого виртуоза, ни его спутников. Сирано уже направился было к «Дому Циклопа», как вдруг заметил вдали Зиллу.
— Эй, погоди, красотка, дай сказать пару слов! — крикнул он ей вдогонку.
Цыганка обернулась на этот бесцеремонный окрик и, узнав Сирано, остановилась, давая ему время подойти ближе.
За Зиллой виднелась фигура Бен-Жоеля, тщательно отворачивавшего свое внезапно нахмурившееся лицо.
— Скажите, куда девался тот молодой человек, который приходил вчера с вами в замок Фавентин? Честное слово, я уже глаза проглядел, стараясь отыскать его.
— Вы спрашиваете про Мануэля? — спросила гадалка.
— Да, про него!
— Его нет сегодня с нами!
— Где же мне искать его?
— Спросите брата, он лучше знает! — ответила Зилла, с полупоклоном отходя от Сирано и оставляя брата и Бержерака в приятном тет-а-тет.
Бен-Жоэль собрался уже было благородно ретироваться, но Сирано быстро остановил его, положив на плечо свою сильную, большую руку.
— Эй, милый, куда же ты? Как вижу, ты такой же дикарь, как и твоя сестрица!
— Пустите меня! — пробормотал цыган, — ежась под тяжелой рукой поэта. Этот жалобный оттенок в голосе бродяги, вероятно, кое-что напомнил Сирано, так как он быстро заглянул в низко опущенное лицо бродяги, но, видя, что тот отворачивается, Бержерак просто взял его за подбородок и поднял его смущенное лицо вверх.
— Та-та-та, так это ты голубчик?
— Вы меня узнали, господин?
— Как же, как же, узнал! Но не беспокойся, не по твоей вине; я вижу, ты не забыл моего совета и прятался, насколько мог!
— Я прятался лишь потому, что мне было совестно.
