Пьер Бенуа - Прокаженный король
«Разумеется, милостивый государь, я читал ваше замечательное исследование об епископе Пиньо де Бегэн, достойном соревнователе и предшественнике нашего Поля Бера. Содействуя ускорению вашего назначения во Французскую Дальневосточную школу, с особым удовольствием отмечаю, что непреходящее восхищение, внушаемое нам произведением великого радикала, не лишает нас возможности оценить по достоинству произведение великого католика…»
И пошла писать! Можешь вообразить мое отчаяние! Но что же я мог поделать, как не согласиться?
— Согласиться! — сказал я решительно. — То же, что сделал и Иаков в подобном случае. И под конец получил свою Рахиль.
— Ив придачу Лию, — сказал Рафаэль, смеясь. — Но это все равно, а ты представляешь себе, в каком горе мы пребывали перед этим новым испытанием, к которому принуждал нас этот новый Лаван?! И мы решили повиноваться еще раз, но последний. Уже полгорода было в курсе наших проектов; мы посвятили и другую половину. В день моего отъезда, когда я поцеловал мою Аннет перед целой толпой друзей и родных, пришедших меня проводить, уже никто не посмел бы оспаривать нашей помолвки. Папаша Барбару был связан. В Лионе, как и везде, питают уважение к слову, данному публично.
Я не знаю, путешествовал ли ты с тех пор, как мы расстались. Я же тогда впервые пускался в столь значительное путешествие. Не бойся, я не замучаю тебя описаниями промежуточных портов. Джибути, Коломбо, Сингапура… Недурная штука! Пароходная компания позаботилась издать великолепные брошюры обо всех этих портах и таким образом избавляет вас от высадки на берег в этих пунктах. Из этих брошюр ты в достаточной мере узнаешь все, что надо, — что в Джибути туземцы пытаются вам всучить зубы меч-рыбы, в Коломбо — маленьких слонов из черного дерева, а в Сингапуре — тростниковые палки, обернутые в папиросную бумагу. Вместо того, чтобы сходить на сушу, рискуя
получить солнечный удар, лучше оставаться на пароходе, в прохладной и темной курительной комнате, за стаканом крепкого виски.
Пароход, на который я взял билет, шел в Японию. Чтобы попасть в Ханой, где была эта злосчастная Французская Дальневосточная школа, мне надо было сойти в Сайгоне и сесть на «Claude-Chappe» — пароход, курсирующий между этими двумя городами.
Едва только мы вошли в сайгонскую реку и я стал рассматривать с крайним недоверием текущую в этой реке воду молочно-кофейного цвета, в которую свешиваются ползучие голубоватые травы, как матрос подал мне письмо.
Губернатор Кохинхины, предупрежденный о моем проезде генерал-губернатором, приглашал меня завтракать. Приглашение было к часу дня, но он просил меня приехать несколькими минутами раньше. Ему надо было, писал он, поговорить со мной.
Гордый сознанием, что я стал в некотором роде официальным лицом, и в то же время сам себе не признаваясь в этой гордости, я явился к губернатору в половине первого.
— Я должен сообщить вам, — сказал он мне, — новость, которая, без сомненья, удивит вас. Вы не едете в Ханой.
— Как так? — спросил я тоном скорее разочарованным, нежели удивленным.
— Видите ли, один из ваших коллег, господин Тейсседр, хранитель памятников в Ангкоре, просит отпуск по болезни. Он должен уехать в конце недели. Генерал-губернатор, с согласия директора школы, просит вас заменить господина Тейсседра на время его отсутствия.
— А! А сколько времени продлится его отпуск?
— Год. Господин Тейсседр крайне нуждается в этом отпуске, здесь он уже несколько лет. Климат подточил его здоровье, поэтому вас назначили на его место. Это только делает вам честь. Вам известен, без сомненья, декрет от 26 февраля 1901 года об организации Французской Дальневосточной школы?
— Мне было достаточно двадцати восьми дней пути, чтобы прочесть его, — сказал я с нетерпеливым жестом.
Губернатор посмотрел на меня не без любопытства. Я, очевидно, начинал ему казаться довольно странным гостем.
— Ну вот! Раз вы знакомы с этим декретом, — снова начал он, — вы должны знать, что пост хранителя ангкорских памятников всегда предоставляется постоянному члену школы. Это знак большого уважения к вновь прибывшему, простому, временному члену школы — призвать его на этот пост.
Он говорил, не переставая наблюдать за мной, и тоном, явно вызывающим меня на признанья. Я поспешил удовлетворить его:
— Господин губернатор, разрешите задать вам один вопрос?
— Пожалуйста!
— Вы, с вашей стороны, тоже рассматриваете это назначение как знак уважения?
Он улыбнулся.
— Гм! Я тоже, в свою очередь, спрошу вас — знаете ли вы кого-нибудь в Ханое?
— Решительно никого.
— Так я и думал. Ну, хорошо! Разумеется, я вмешиваюсь в то, что меня не касается, но позвольте вам сказать: это лучше, что вы не едете в Ханой.
— Почему же?
— Быть может, вы не были бы там приняты по достоинству…
— Я бы очень хотел, чтобы вы мне объяснили…
— Говорю с вами совершенно откровенно. Мне известно, что ваше назначение временным членом было бы там принято всеми не очень доброжелательно.
Мне хотелось крикнуть: «А мною?! Если б вы знали!» Но это повлекло бы за собой нескончаемый разговор.
— Будем откровенны, — я решил ограничиться только этим заявлением. — Меня назначают на высокий пост только потому, что хотят отделаться от меня?
— Утверждая противное, я бы солгал.
— Я был бы не менее счастлив узнать, в чем меня обвиняют, — сказал я, внезапно раздражаясь. — Я — доктор гуманитарных наук, приват-доцент-юрист. Эти господа из школы, быть может, возьмут на себя труд, по крайней мере, сказать…
— Вы заблуждаетесь. Никто не оспаривает ваших званий. Скорее вас боялись бы…
— Почему?
— Потому, что вы назначены были при сильной поддержке известных политических деятелей.
— Ах! Вот что. Недурная комбинация, — сказал я с горечью.
— Вы понимаете, у этих господ, без сомненья, имелся другой кандидат. Вы перешагнули через него. Естественно, что они испытывают некоторое чувство обиды…
— И поэтому они посылают меня на такой важный пост? Забавный способ охранять вверенные им интересы.
Губернатор покачал головой.
— Вы еще новичок в административных делах, — сказал он. — Все это уладится, приучайтесь видеть вещи только с их хорошей стороны. Вы едете в Ангкор вместо того, чтобы ехать в Ханой. И там вам будет значительно лучше. По крайней мере нет этой светской карикатурной жизни, подражающей Франции. Нет этих ничтожных друзей. Полная свобода на лоне восхитительной природы. Ах, если бы я был на вашем месте!.. Верьте мне и радуйтесь вашей участи.
— Господин губернатор, я не забуду вашей любезности. Когда я должен ехать?
