Сергей Зайцев - Секира и меч
– Почему? – спросил Фома.
– Потому что улыбка Мстислава мне не нравится. И глаза Святополка. И не нравится, как у Корнила руки дрожали. Знают эти трое больше, чем говорят…
– А что говорят?
– Говорят, отец наш сам виноват – не платил князю оброк. Говорят, коли платил бы, – защитил бы его князь от разбойников, татей. А Аскольд не платил. И вот… лишился жизни.
– Да. Князь – защита. Это правда, – кивнул Фома. – С князем следует ладить.
– Может, половцы? – спросили Афанасий и Борис. Кирилл покачал головой:
– Половцы давно не приходят. Они знают: у нас голод, у нас нечего взять. Ханы приходят в урожайные годы.
– Это кто-то из своих! – сказал уверенно Андрей и отщипнул от хлеба.
– Кто? – сжал кулаки Памфил.- А если сам князь подослал убийцу? – предположил Андрей.
– Ты с ума сошел! – повысил голос Фома. – С князем следует ладить… Как ты мог подумать такое?
Памфил схватил Андрея за руку:
– Почему думаешь на Мстислава?
– Хочет нас запугать. И других из Сельца. Да и не только из Сельца…
– Объясни! Не понимаем… – сказали Афанасий, Борис и Никифор.
– Очень просто, – Андрей поглядел на Фому. – Князь ясно дает понять: не будете исправно платить – все смерть примете…
– И улыбается при этом, – добавил Кирилл. – Нехорошо улыбается…
Младшие братья кивнули:
– Князь Владимир нам был по душе. Справедливый.
– Может, Мстислав и убил? – понизил голос Памфил.
Фома вздрогнул:
– Придет же такое в голову!… Зачем ему убивать своих подданных?..
– Говорит же Андрей, – Памфил кивнул на брата. – Для острастки…
Фома не хотел с этим соглашаться:
– Не может такого быть! Нашего отца очень уважали… К тому же, подумайте, братья, – если б убил Мстислав или его люди, что нам тогда делать? Против князя идти? А как дома наши, как жены и дети? Мы же не одни! Мы же не в лесу живем, как Глеб-Андрей нахмурился:
– Ты хочешь сказать, брат, что не пошел бы против Мстислава, если бы…- А ты пошел бы? – пристально посмотрел ему в глаза Фома. – Бросил бы своих малых детей, чтоб дружинники их утопили, как щенят?
Андрей отвел глаза:
– Разве я сказал, что князь убил? Это вот он, Памфил, сказал.
Фома посмотрел на младшего брата:
– Памфил, твоя молодая жена… Скольких детей тебе уже родила?
– Четверых, – Памфил спрятал глаза, потянулся за крошечкой хлеба, оброненной на столе. – Но двое умерли…
– Ты хочешь, чтоб умерли и остальные? Памфил посмотрел на старшего брата с досадой:
– Не о моих детях сейчас идет речь. А о наших родителях, убитых в поле… И мне трудно тебя понять, брат. Если б князь убил, ты бы…
– Князь не мог убить! – перебил его Фома. – Князю это не нужно, как не нужно тебе убивать своих пчел. Посему и говорить об этом – только время попусту терять. Нам надо думать, в каком лесу убийцу искать, кому отомстить…
– Об этом можно спросить у Глеба, – вдруг сказал Кирилл.
– Вот тоже – вспомнил! – зашумели братья. – Мы не видели его уже несколько лет.
Кирилл кивнул на распахнутое окно:
– Вон он идет, посмотрите!…
Двигая лавки, опрокидывая табуреты, все бросились к окну. И увидели Глеба. Тот шел по Сельцу, вскинув на плечо боевой топор; к поясу был прицеплен меч в ножнах.
Лицом был бледен Глеб, младший сын Аскольда. Хмуро глядел он по сторонам. Под его тяжелым взглядом улица будто вымерла: не бегали, как обычно бегают, дети, не грелись на солнышке старики.
На окно родительского дома глянул Глеб, отпрянули от окна старшие братья.
– Чем не разбойник? – тихо сказал Фома. – Эй, заприте покрепче дверь! На порог его не пускайте!…
Младшие братья и не думали слушаться:
– Такого не пустишь в дверь – он в окно вломится. Кирилл сказал:
– Пусть заходит. Брат все же!
Быстро сели на свои места, сделали печальные лица. С опаской косились на дверь.
Вот дверь тихо отворилась, и вошел Глеб. Сумрачное лицо. Секиру скинул с плеча, поставил в угол. Меч с поясом снял, повесил на колышек у двери.
Кивнул братьям, воззрившимся на него тревожно:
– Я с миром. Или вы чего-то иного от меня ждете? Фома сцепил под столом вспотевшие, дрожащие руки:
– Мы от тебя давно ничего не ждем.
– Отрезанный ломоть!… – задиристо воскликнул кто-то из средних, но Фома посмотрел на того зло.
А Глеб пропустил обидные слова мимо ушей. Сел к столу, с торца сел, – что ближе к выходу. Отщипнул от краюхи крошку, плеснул в глиняную чашку вина.
Сказал негромко:
– Встретил я людей в лесу. Сказали мне про беду. Встретил и в поле людей. Показали они место, где родителей наших нашли. Встретил пастуха за околицей. Он пугал меня лесными разбойниками и стращал половецкими ханами. А правды не сказал! Кто убил? У кого рука поднялась на стариков?
На брата недобро взглянул Памфил:- Из леса приходил кто-то. Не из твоих ли дружков? Не из разбойников ли?..
При этих словах сжались, побелели кулаки Глеба. Вмешался Фома:
– Молчи, Памфил! Не время затевать ссоры. А ты, Глеб, не слушай его. А слушай меня, старшего брата. Я вас обоих когда-то нянчил, саживал к себе на колени, баловал пряником…
Выпил Глеб вино, сказал спокойно:
– Тот старик, которого вы прислали, говорил…
– Мы не присылали никакого старика, – перебил его Кирилл.
Услышав эти слова, Глеб побледнел.
– Значит, это был отец, – сказал он совсем тихо.
– Как отец? Когда? Родителей наших уж два дня как нет, – зашумели братья. – Ты в своем ли уме?
Глеб кивнул:
– Теперь я понял. Это отец приходил. Он ведь один знает ко мне дорогу… Вернее, приходил дух его…
Возмущались братья:
– Почему не к нам? Почему к тебе, к разбойнику приходил?..
Пытался угомонить, шипел на братьев Фома. Когда ему это несколько удалось, спросил он Глеба:
– Скажи, брат, что он говорил тебе, этот… дух? Что отец говорил?
Грустным стало лицо Глеба:
– Он пришел среди ночи, как всегда приходил. Я уже ждал его…
– Оказывается, отец приходил к нему! А мы и не знали, – удивленно посмотрели друг на друга Афанасий и Борис.
Фома зыркнул на них грозно:
– Не перебивайте. Глеб продолжал:
– Он был бесплотен. Это я сейчас понимаю. А тогда не подумал об этом. Он был – видение. Он стоял в челне… А через минуту уж становился звуком. Отец был криком птицы, плеском волн, был эхом. Еще я помню, он был дуновением ветра – холодного, внезапного. Он разговаривал со мной как бы отовсюду. И ниоткуда…
Фома почувствовал, будто мурашки побежали у него по телу. Спросил:
