Николай Харин - Снова три мушкетера
— Планше, сколько раз я учил тебя, что скромность является первейшей добродетелью слуги, — сказал д'Артаньян, стараясь придать себе по возможности строгий вид.
— Э, сударь, — воскликнул Эвелин. — Плох тот хозяин, который не позаботится о слуге. Я это говорю со знанием дела, поскольку сам состоял в услужении… Слушай меня, парень. Ступай в трюм и отыщи семь бочонков, что стоят слева от лестницы. В каждом из них доброе вино с берегов Рейна, или меня зовут не Александр Эвелин! Принеси нам и не забудь своего молчаливого товарища.
— И все же, господин Эвелин, — спросил д'Артаньян, когда Планше принес вино и изрядный ломоть копченого мяса и удалился, — прежде чем вы начнете объяснять связь между Голландской Вест-Индской компанией и испанским языком, позвольте мне задать вам один вопрос.
— Охотно.
— Что вы скажете, если комендант Ла-Рошели или кто-либо из ее защитников спросит вас, откуда и куда идет ваше судно?
— А, так мы идем в Ла-Рошель?! Черт побери!
— Вот именно! Черт побери, вы хотите уверить меня в том, что вам это не известно?!
— Ничуть не бывало! Я хотел только сказать, что не был уверен в том, известно ли это вам. Не мое это дело — вмешиваться в дела, которые пахнут высокой политикой, а следовательно, и виселицей.
— Виселицей! Но почему?!
— Виселицей, эшафотом, Бастилией — чего еще можно ожидать от политики! Кончини, Шалэ — все они занимались не чем иным, как политикой, и все плохо кончили.
— Но почему вы считаете, что здесь замешана политика?
— Ах, сударь! Но если мы идем из лагеря войск его величества в Ла-Рошель, которую осаждают войска его величества, то что я должен предположить?
— Что речь идет о сугубо военных вопросах, например. Однако, любезный господин Эвелин, оставим предположения и займемся фактической стороной дела. Помнится, я задал вам вопрос…
— Вопрос, сударь?
— Тысяча чертей!
— Ах, ну да, конечно, теперь я вспомнил, сударь. Относительно конечного пункта следования «Морской звезды».
— Так ваша фелука называется «Морская звезда»?
— Да, сударь.
— Звучит весьма романтично. Но я не хочу отвлекать вас…
— Я отвечу, что «Морская звезда» вышла из Остенде и направляется в Сантандер, предварительно зайдя в Портсмутскую гавань.
— А…
— А вы, сударь, путешествующий гасконский дворянин, и больше мне ничего не известно.
— Ну что же, — сказал д'Артаньян, видя, что из помощника капитана больше ничего не вытянешь. — Теперь я ничего не имею против вашего поучительного рассказа, господин Эвелин.
— Право же, это намного лучше, чем говорить о политике, сударь, откликнулся помощник капитана со вздохом облегчения.
— Итак, любезный господин Эвелин…
— Итак, сударь! Как я уже имел честь сообщить вам, в юности я попал на один из кораблей Голландской Вест-Индской компании.
— Да, и вы также упомянули, что, благодаря этому, выучились испанскому языку.
— Совершенно верно, сударь. Хотя, на первый взгляд, может быть, трудно усмотреть связь. Дело, однако, заключается в том, что Голландская Вест-Индская компания торгует за океаном — в тех землях, которые испанцы называют Западными Индиями и где они хозяйничают почти как у себя дома.
— Так вот почему вам пришлось заговорить по-испански!
— Не только по этой причине, сударь.
— Какова же другая?
— Я был продан в рабство!
— Проданы в рабство?! Черт побери!
— Сколько раз я повторял то же самое, сударь, когда сделался рабом богатого плантатора. Но в Западных Индиях порядки не такие, как в Европе. Там идет такая же торговля людьми, как в Турции, сударь. Слуг покупают и продают, как у нас лошадей.
— Ах, черт возьми! — воскликнул д'Артаньян, припомнив, как, по наущению Атоса, он чуть было не сыграл в кости на Планше.
— Да, да, сударь, — продолжал между тем помощник капитана, не будучи в состоянии верно оценить чувства собеседника. — Встречаются люди, которые недурно наживаются на таком промысле: они едут во Францию, набирают людей горожан и крестьян, — сулят им всякие блага, но на островах мгновенно продают их, и у своих хозяев эти люди работают как ломовые лошади. Больше того, сударь, — этим беднягам достается больше, чем неграм. Плантаторы объясняют это тем, что негры работают всю жизнь и, следовательно, их необходимо беречь, а белых покупают лишь на какой-то срок и поэтому эксплуатируют их безо всякого зазрения совести.
— Возможно ли, чтобы христиане так относились друг к другу перед лицом язычников! В таком случае это отпетые негодяи.
— Не все из них таковы, сударь. Жизнь там суровая и вынуждает людей поступать таким образом. Однако встречаются сущие изверги — они заставляют работать на плантациях своих слуг с утра до ночи прямо под палящим солнцем, здоровых или больных. Случается, что в те места попадают и дети обеспеченных родителей, которые не выдерживают этих условий. Иногда они умирают во время работы — хозяева говорят в таких случаях: «Шельма готова подохнуть, лишь бы только не работать». Я сам видел такое в бытность рабом у одного богатого плантатора.
— Поистине много чудес на свете, и не все из них приятного свойства, заметил мушкетер. — Однако как же вас угораздило попасть в рабство к плантатору, любезный Эвелин?
— Дело было на острове Эспаньола, — отвечал помощник капитана. Должен заметить — славное вино, сударь.
— Согласен с вами, — незамедлительно откликнулся д'Артаньян. — Ваше здоровье.
— И за ваш успех, господин де Кастельмор. Итак, я сказал, что случилось это неприятное для меня событие на острове Эспаньола. Его открыл в 1492 году шевалье Колумб, посланный доном Фернандо, королем Испании. С тех пор он и остается испанским, а столица острова называется Санто-Доминго. И этот, и другие города и селения построены испанцами, и поскольку климат там удивительно теплый и ровный, то они занимаются плантаторством и возделывают какао, или попросту — шоколад, сударь, а также имбирь и табак.
— Шоколадные плантации! — заметил д'Артаньян. — Звучит недурно.
— Не могу с вами не согласиться, сударь. Однако должен заметить, что именно из-за этих проклятых плантаций мне и пришлось гнуть спину с неграми и прочими, прости Господи, алькатрасами!
— Я вам от души сочувствую, мой друг, но кого вы называете этим странным словом?
— Каким, сударь?
— Эль… Аль… Черт побери, любезный Эвелин, боюсь, что добрый рейнвейн, содержащийся в бочонках вашего корабля, лишает меня возможности выговорить его внятно.
— Я, кажется, начинаю понимать, сударь. Вы имеете в виду алькатрасов?
