Александр Дюма - Графиня де Монсоро. Том 2
Король отправился в город, как обычно, со своими четырьмя друзьями, но едва они отошли от Лувра, Шомберг и д'Эпернон, соскучившись созерцанием озабоченного Генриха и рассудив, что уличная суматоха дает полный простор для поисков наслаждений и приключений, воспользовались первой же толчеей на углу улицы Астрюс, чтобы исчезнуть; пока король с другими двумя миньонами продолжал свою прогулку по набережной, они влились в толпу, заполнившую улицу Орлеан.
Не успели молодые люди сделать и сотни шагов, как уже каждый из них нашел себе занятие: д'Эпернон подставил под ноги бежавшего горожанина свой сарбакан и тот вверх тормашками полетел на землю, а Шомберг сорвал чепчик с женщины, которую он поначалу принял за безобразную старуху, но, к счастью, она оказалась молодой и прехорошенькой.
Однако двое друзей выбрали неудачный день для нападений на добрых парижан, обычно, весьма покладистых: улицы были охвачены той лихорадкой возмущения, которая время от времени так внезапно вспыхивает в стенах столиц. Сбитый с ног буржуа поднялся и закричал: «Бей нечестивцев!» Это был один из «ревнителей веры», его послушались и бросились на д'Эпернона. Женщина, с которой сорвали чепчик, крикнула: «Бей миньонов!», что было значительно хуже, а,ее муж, красильщик, спустил на Шомберга своих подмастерьев.
Шомберг был храбр. Он остановился, положил руку на эфес шпаги и повысил голос.
Д'Эпернон был осторожен – он убежал.
Генрих не беспокоился о двух отставших от него миньонах, он прекрасно знал, что оба они выпутаются из любой истории: один – с помощью своих ног, другой – с помощью своей крепкой руки; поэтому король продолжал свою прогулку и, завершив ее, возвратился, как мы видели, в Лувр.
Там он прошел в оружейную палату и уселся в большое кресло. Весь дрожа от возбуждения, Генрих искал только предлога, чтобы дать волю своему гневу.
Можирон играл с Нарциссом, огромной борзой короля.
Келюс сидел, скорчившись, на подушке, подпирая кулаками щеки, и смотрел на Генриха.
– Они действуют, они действуют, – говорил ему король. – Их заговор ширится. Они – то как тигры, то как змеи: то бросаются на тебя, то подползают к тебе.
– Э, государь, – сказал Келюс, – разве может быть королевство без заговоров? Чем же – кровь Христова! – будут, по-вашему, заниматься сыновья короля, братья короля, кузены короля, если они перестанут устраивать заговоры?
– Нет, Келюс, в самом деле, когда я слышу ваши бессмысленные изречения и вижу ваши толстые, надутые щеки, мне начинает казаться, что вы разбираетесь в политике не больше, чем Жиль с ярмарки Сен-Лоран.
Келюс повернулся вместе с подушкой и непочтительно обратил к королю свою спину.
– Скажи, Можирон, – продолжал Генрих, – прав я или нет, черт побери, и надо ли меня убаюкивать глупыми остротами и затасканными истинами, словно я такой король, как все короли, или торговец шерстью, который боится потерять своего любимого кота?
– Ax, ваше величество, – сказал Можирон, всегда и во всем придерживавшийся одного с Келюсом мнения, – коли вы не такой король, как остальные, докажите это делом, поступайте, как великий король. Какого дьявола! Вот перед вами Нарцисс, это хорошая собака, прекрасный зверь, но попробуйте дернуть его за уши – он зарычит, наступите ему на лапы – он укусит.
– Великолепно, – сказал Генрих, – а этот приравнивает меня к моей собаке.
– Ничего подобного, государь, – ответил Можирон, – и даже совсем напротив. Как вы могли заметить, я ставлю Нарцисса намного выше вас, потому что Нарцисс умеет защитить себя, а ваше величество нет.
И он, в свою очередь, повернулся к королю спиной.
– Ну вот я и остался один, – сказал король, – превосходно, продолжайте, мои дорогие друзья, ради которых, как меня упрекают, я пускаю по ветру свое королевство. Покидайте меня, оскорбляйте меня, убивайте меня все разом. Клянусь честью! Меня окружают одни палачи. Ах, Шико, мой бедный Шико, где ты?
– Прекрасно, – сказал Келюс, – только этого нам не хватало. Теперь он взывает к. Шико.
– Вполне понятно, – ответил ему Можирон.
И наглец процедил сквозь зубы некую латинскую пословицу, которая переводится на французский следующей аксиомой: «Скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу, кто ты».
Генрих нахмурил брови, в его больших глазах сверкнула молния страшного гнева, и на сей раз взгляд, брошенный им на зарвавшихся друзей, был поистине королевским взглядом.
Но приступ гнева, по-видимому, обессилил короля. Генрих снова откинулся в кресле и стал теребить за уши одного из щенков, которые сидели у него в корзинке.
Тут в передней раздались быстрые шаги, и появился д'Эпернон, без шляпы, без плаща, в разодранном в клочья камзоле.
Келюс и Можирон обернулись к вновь пришедшему, а Нарцисс с лаем кинулся на него, словно он узнавал любимцев короля только по их платью.
– Господи Иисусе! – воскликнул Генрих. – Что с тобой?
– Государь, – сказал д'Эпернон, – поглядите на меня; вот как обходятся с друзьями вашего величества.
– Да кто же с тобой так обошелся? – спросил король.
– Ваш народ, клянусь смертью Христовой! Вернее говоря, народ герцога Анжуйского. Этот народ кричал:
«Да здравствует Лига! Да здравствует месса! Да здравствует Гиз! Да здравствует Франсуа!» В общем – да здравствуют все, кроме короля.
– А что ты ему сделал, этому народу, почему он с тобой так обошелся?
– Я? Ровным счетом ничего. Что может сделать народу один человек? Народ признал во мне друга вашего величества, и этого ему было достаточно.
– Но Шомберг?
– Что Шомберг?
– Шомберг не пришел тебе на помощь? Шомберг не защитил тебя?
– Клянусь телом Христовым, у Шомберга и без меня забот хватало.
– Что это значит?
– А то, что я оставил его в руках красильщика, с жены которого он сорвал чепец и который собирался, вместе с пятеркой или семеркой своих подмастерьев, задать ему жару.
– Проклятие! – вскричал король. – Где же ты его оставил, моего бедного Шомберга? – добавил он, поднимаясь. – Я сам отправлюсь ему на помощь. Быть может, кто-нибудь и скажет, – он взглянул в сторону Можирона и Келюса, – что мои друзья покинули меня, но, по крайней мере, никто не скажет, что я покинул своих друзей.
– Благодарю, государь, – произнес голос позади Генриха, – я здесь, Gott verdamme rnich3, я справился с ними сам, хотя и не без труда.
– О! Шомберг! Это голос Шомберга! – закричали трое миньонов. – Но где же ты, черт возьми?
– Клянусь богом! Я там, где вы меня видите, – возопил тот же голос.
