Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2
У борта крейсера тоже столпились японские матросы, внимательно разглядывая невиданный ими плавучий госпиталь, рискнувший сопровождать эскадру в бою. От крейсера отчалила шлюпка. В ней находилось несколько вооруженных матросов и офицеров. Вахтенный начальник, приказав боцману выстроить команду, подошел к трапу для встречи японцев.
– Может быть, кто-нибудь из вас хорошо говорит поанглийски? – спросил он, обернувшись к медицинскому персоналу.
– Ольга Александровна, – обратился Петров к одной из сестер, – вам придется взять на себя роль переводчика.
Как только шлюпка подошла к трапу, на палубу легко поднялись два японских морских офицера в сопровождении нескольких вооруженных матросов с примкнутыми к ружьям штыками-тесаками.
Подойдя к группе врачей, оба офицера вытянулись и отдали им честь, а затем старший из них на чистом русском языке произнес:
– Мы прибыли на ваше судно, чтобы удостовериться, не находится ли на нем военных чинов или какого-либо военного снаряжения. Если мы ничего не обнаружим, то вы будете тотчас же отпущены. В случае же находки военной контрабанды пароход будет задержан как приз.
– Смею вас заверить, господин офицер, что на «Монголии», кроме имущества Красного Креста, нет ничего, – ответил Петров.
– Это надо еще установить, – сказал японец и отдал приказание своим матросам.
Второй японский офицер направился на мостик проверять судовые книги, а матросы спустились вниз.
– Да это же парикмахер наместника, Жан! – узнала японца Рива. – Мосье Жан, вы это или не вы? – спросила она.
– Я сейчас не парикмахер Жан, а капитан-лейтенант императорского японского флота Кабаяси, – сухо ответил тот.
– Теперь и я вас узнала! И я! И я! – сразу раздалось несколько голосов.
Японец с надменной улыбкой раскланялся со своими бывшими клиентками. Затем он подошел к выстроенным на палубе матросам и санитарам и стал проверять их по списку.
Охотский с перепугу запрятался где-то в трюме. С Кабаяси остался лишь один из его помощников. Петров со своим персоналом спустился в кают-компанию, где среди пассажиров поднялась паника. Женщины громко плакали, дети вторили им, и все в один голос молили Петрова заступиться и не допустить, чтобы их увезли в Японию. Старший врач и сестры поспешили им сообщить о заявлении японцев.
– А вдруг они что-нибудь найдут? – тревожно спросила одна из пассажирок.
– Ничего они не могут найти, ибо у нас нет никаких грузов, не принадлежащих Красному Кресту.
– Вы, Геннадий Николаевич, забываете, что, во-первых, они сами могут подбросить что-нибудь запрещенное, а во-вторых, могут объявить незаконным пребывание пассажиров на нашем судне, – скороговоркой взволнованно произнес Фейгельсон.
– Гаагская конвенция[10] не запрещает организациям Красного Креста брать под свою защиту женщин и детей, – возразил Петров.
Вскоре Кабаяси спустился в кают-компанию и потребовал список пассажиров. Его пришлось наскоро составить.
Прошло с четверть часа в томительном ожидании. Кабаяси начали подходить его подчиненные с докладами о результатах досмотра.
Капитан выслушивал их с невозмутимым видом и отдавал короткие распоряжения.
Все русские с нескрываемой тревогой следили за этими переговорами, стараясь по выражению лиц говоривших понять, о чем идет речь. Вдруг взволнованно влетел в кают-компанию провизор.
– Помилуйте! – обратился он к Петрову. – Они считают даже селитру военной контрабандой, а она положена по номенклатуре аптечных лекарств, и у нас ее всего пятьдесят унций.
Вслед за Фейгельсоном вошли двое японцев, неся в руках банку с злополучной селитрой.
Разобравшись, в чем дело, Кабаяси заявил, что селитра будет конфискована, а «Монголия» отпущена, если это разрешит адмирал Того.
Все облегченно вздохнули.
– Мы строго соблюдаем правила Женевской[11] и Гаагской конвенций, свидетелями чего вы сейчас были, – обратился Кабаяси к русским перед уходом.
Японская шлюпка отошла. Вынырнувший откуда-то Охотский приказал дать полный ход. Русская эскадра успела уйти за это время довольно далеко, и пароходу пришлось поспешить, чтобы поскорее догнать ее.
Было около четырех, часов дня. Солнце уже заметно склонялось к западу. Море по-прежнему было спокойно, а горизонт ясен. Справа, с западной стороны, японцы медленно нагоняли русскую эскадру, идущую полным ходом в направлении на мыс Шантунг. На артурских кораблях не было заметно повреждений, и они шли на разных дистанциях друг от друга. Крейсера двигались параллельной колонной с левой стороны, в десяти кабельтовых от броненосцев. Еще левее тянулись цепочкой миноносцы. К ним в кильватер пристроилась и «Монголия».
После посещения парохода японцами у всех настроение резко повысилось. Собравшись на палубе, все население парохода обменивалось впечатлениями о только что пережигом треволнении. С «Цесаревича» запросили, все ли благополучно на «Монголии», на что последовал положительный ответ. Было очевидно, что на флагманском корабле беспокоились за судьбу плавучего лазарета.
Как только головной корабль японской эскадры вышел на траверз броненосца «Полтава», грянул выстрел из двенадцатидюймовки. Примеру броненосца последовали остальные корабли. Японцы не замедлили ответить, и вскоре бой разгорелся по всей линии. Японские снаряды, перелетая через русские корабли, начали падать невдалеке от «Монголии». Охотский поспешил отойти еще дальше в сторону.
С мостика были прекрасно видны обе сражающиеся стороны: ближе, в двадцати кабельтовых – русские, а в шестидесяти – семидесяти – японцы. Обе эскадры окутались дымом от выстрелов и взрывов, но японские снаряды при взрыве давали огромные столбы густого черного дыма, а русские – малозаметный зеленый дымок. Поэтому казалось, что русские броненосцы несут гораздо большие поражения, чем японцы. Особенно доставалось флагманским кораблям «Цесаревичу» и «Пересвету», которые временами совершенно скрывались в черном дыму.
– Наших-то как шпарят! – взволнованно проговорил Охотский. – А японцы, словно заговоренные, ни одного попадания!
– Вглядитесь повнимательнее, Измаил Дмитриевич, и увидите, что и у них есть поражения. Видишь зеленоватые дымки? Это и есть попадания наших снарядов, – возразил вахтенный начальник.
Все наличные бинокли и зрительные трубы были пущены в ход. Затаив дыхание, все следили за развертывающейся перед ними трагедией. Многие женщины начали плакать, особенно когда снаряды попадали в те корабли, на которых находились их близкие.
