Валерий Большаков - Консул
– Ну давайте сходим, – ныл Эдик.
Каково же было его изумление, когда Лобанов вдруг кивнул:
– Давайте.
Гефестая с Искандером тоже удивила необычная уступчивость командира, обычно твердого и властного, но Сергий дал негромкое объяснение:
– Идите, как шли, не оборачивайтесь. По-моему, за нами следят.
– Кто? – сделал большие глаза Чанба.
– Не знаю. Четверо смуглых в черном.
– Один из них косой? – поинтересовался Тиндарид, делая вид, что любуется стеной из огромных глыб пористого туфа, ограждающей форум Траяна.
– Точно.
– Тогда вперед. Если эти опять за нами пойдут, значит, точно слежка.
В фиолетово-серую плоскость стены-ограды, по высоте не меньше семиэтажного дома, была вставлена триумфальная арка из белого мрамора. Три ее пролета: средний – гигантский и два боковых – поменьше – выводили на обширную эспланаду. Глаза, видевшие эту необъятную плоскость, обманывали мозг – плиты цветного мрамора, замысловато чередуясь, создавали образ не площади, а пирамиды. Чудилось, что середина огромного прямоугольника, замкнутого колоннадами, поднимается выше, чем края. А в центре на постаменте полированного гранита возвышалась конная статуя почившего императора Траяна, отлитая из бронзы и покрытая золотом. Неколебимая, монументальная мощь!
– Пошли, пошли, – заторопил Сергий приотставших друзей. – Никогда не видели, что ль?
Роксолан зашагал к проходу между колоннами, и вышел к гигантскому, облицованному мрамором полукружию шестиэтажного рынка Траяна.
На первом этаже наружу открывались небольшие лавочки, где торговали цветами и фруктами. Этажом выше друг к другу жались обрамленные лоджиями с широкими арками длинные сводчатые залы, по которым деловито перебегали продавцы вина и масла. На третьем и четвертом этажах торговали испанской шерстью, пестрым халдейским шёлком, тонким александрийским полотном, арабскими пряностями, жемчугом с берегов Эритрейского моря, алмазами из индийских копей, слоновой костью из Африки, и так далее, и так далее.
На пятом располагался парадный зал, где раздавали хлеб и заключали оптовые сделки, а на последнем, шестом, помещались садки рыбного рынка; часть из них соединялась трубами с акведуками, доставляющими чистую пресную воду, в другие же заливалась вода морская, набранная в Остии. Супермаркет!
– Подниматься будем? – спросил Гефестай.
– Зачем? – пожал плечами Сергий. – Наши «друзья» притопали за нами. Такая настойчивость достойна вознаграждения.
С этими словами Лобанов круто развернулся, и сделал пару шагов назад, неспешно вынимая из ножен свой верный акинак.[15] Преследователи-«топтуны» замешкались. Двигаясь по инерции, они едва не столкнулись с Сергием, а тот недолго думая уткнул острие меча в грудь косоглазому.
– Стоять! – холодно сказал Лобанов.
В косых очах черных, очах жгучих проглянула растерянность, тут же сменившаяся страхом и озлоблением. «Топтун» сжал кулаки, потянулся было под плащ…
Но рядом с принципом-кентурионом уже стоял Искандер, поигрывая сразу двумя мечами. Гефестай, приблизившийся с другого боку, красноречиво похлопывал плоской стороной гладиуса по открытой ладони.
Потом возник Эдик Чанба. Воинственно уперев руки в боки, он осведомился по-чекистски прямо:
– Кто такие? На кого работаете? Почему следите за нами? Не слышу ответа!
Криво улыбаясь, косой поднял руки, демонстрируя исключительное миролюбие, и отступил. Остальная троица тоже сдала позиции. Бросив гортанную команду, косоглазый круто развернулся, желая удалиться.
– Эй, вы куда? – рявкнул Эдик. – А ну, стой!
Лобанов положил руку ему на плечо.
– Пускай себе топают, – сказал он. – С дерьмом лучше не связываться.
– Они говорили на парфянском, – сказал Искандер задумчиво. – Не нравится мне это…
– Вывод: не расслабляться! – проговорил Лобанов, и указал прежний путь: – В Септу!
Преторианцы гурьбой миновали Ратуменновы ворота в древней городской стене и вышли на виа Лата – Широкую улицу. Их обгоняли суетливые римляне. Важно прошествовала матрона, капитальная женщина с величавой поступью слонихи. За нею семенили три рабыни, нагруженные шкатулками и корзинками с едой. Пыхтя от усердия, прошагал краснолицый мужчина в накидке с широким красным подбоем, положенным сенатору. Его сопровождали четверо дюжих рабов, откормленных, мордатых, лоснящихся.
Попалась навстречу весталка в длинном, до земли, платье, закутанная в плащ и белое покрывало. Ее голову охватывала шерстяная повязка. Весталка прошла мелкой походкой, едва поспевая за здоровенным ликтором, вышагивающим впереди. Ликтор, небрежно удерживая на плече вязанку прутьев, обмотанных красным ремешком, выпятив вперед челюсть, ступал широко, являя себя и любуясь собой.
По правую руку, за великанской базиликой Ульпия, маячила колонна Траяна – еще не облезшая до тусклой белизны паросского мрамора, а ярко раскрашенная, впереди же распахивалось Марсово поле, перегороженное десятками портиков.
Что такое портик? Всего лишь крытая галерея – два ряда колонн и перекрытие сверху. Но когда можно пройти всё Поле вдоль и поперек, не выходя из тени портиков, это впечатляет. Тысячи колонн из драгоценных пород мрамора поддерживали навесы этих галерей, а многие капители были отлиты из коринфской бронзы и позолочены, а пол инкрустировался яшмой и гранатом. Но не за эту роскошь любили римляне свое Марсово поле, а за красоту, умноженную мудрой заботой. Прекрасные здания, расположенные вокруг, вечнозеленый газон, венец холмов, спускающийся к самой реке, а главное – простор! Горожанин испытывал буйный восторг, когда вырывался из шумных теснин римских улиц на поляны и аллеи Марсова поля, где можно было вволю гонять на колесницах, гикая и свистя, и не мешать при этом любителям перекинуться в мяч, или тем, кто искал уединения. Места хватало всем.
Огромные площадки, огороженные строгими линиями портиков, были засажены буками и миртами, лаврами и кипарисами. Своей платановой аллеей и бронзовыми скульптурами зверей славился портик Ста колонн, а портик Помпея мог похвастаться двумя пышными клумбами. Меж ухоженных зарослей блестели зеркала прудов, били фонтаны, струились водопады, а сотни прекраснейших статуй грелись на солнечных местах, радуя взор.
В общем, можно сказать, что Марсово поле было огромным парком культуры и отдыха. Но не только. В портиках копились бесценные сокровища – фрески на задних стенах, картины, статуи, восточные редкости. К примеру, под портиком Агриппы помещалась географическая карта империи – Orbis pictus, – а в портике Аргонавтов глазам ценителей представала знаменитая картина, изображающая взятие золотого руна. В одном только портике Октавии, чья мраморная ограда обрамляла два храма-близнеца Юпитера и Юноны, помещались великолепные статуи работы Лисиппа, изображающие Александра и его военачальников в битве при Гранике. Тут же находились две Венеры – Фидия и Праксителя. Сотни картин знаменитейших художников были развешаны в портиках – и ни одному римлянину даже в голову не могло прийти красть их или портить. Что же говорить о будущих поколениях, от которых изваяния и полотна прятали в музеях, но даже это не спасало шедевры…
