Артур Конан Дойл - Сэр Найджел Лоринг
— Клянусь святым Кадоком, он прав, — прохрипел, выходя вперед, Бомануар. — Вам отлично известно, Роберт, что на войне есть такой закон, а у рыцарей обычай: если того рыцаря, которому вы сдались, убьют, его пленников освобождают.
Отвечать на это было нечего, и Ноулз, измученный и опустошенный, вернулся к своим.
— Жаль, что мы их не прикончили, — от одного удара мы потеряли предводителя, а французы получили трех солдат, — только и сказал он.
— Впредь, если кто-нибудь сложит оружие, — всех убивать, — приказал Крокварт. Его затупленный меч и окровавленные доспехи говорили о том, как мужественно он вел себя в бою.
— А теперь, друзья, не горюйте, что мы потеряли вождя. Не слишком-то помогли ему стишки Мерлина. Клянусь тремя германскими королями! Я научу вас кое-чему получше, чем бабьи пророчества: мы должны стоять вплотную друг к другу, плечо к плечу, щит к щиту, так, чтобы никто не мог прорвать наш строй. Тогда каждый будет знать, что делается у него с любой стороны, и может смотреть только вперед. Если же кто будет ранен или совсем ослабнет, он должен опустить руки, и его товарищи слева и справа его удержат. А теперь все вместе — вперед, и да поможет нам Господь: будем мужчинами, и победа будет за нами.
Англичане двинулись вперед сомкнутой шеренгой, бретонцы, как и раньше, побежали им навстречу. Самым быстроногим из них оказался некий дворянин Жоффруа Пулар; на нем был шлем в форме петушиной головы, увенчанный высоким гребнем, а лицо прикрывал длинный заостренный клюв с прорезями для дыханья. Он замахнулся мечом на Кэлвели, но сосед того — Белфорд — поднял свою исполинскую булаву и нанес Пулару сокрушительный удар сбоку. Бретонец зашатался, отпрянул от шеренги и забегал по кругу, как человек, у которого поврежден мозг; из отверстий медного клюва каплями стекала кровь. Так он бегал довольно долго, а из толпы кричали и кукарекали. Наконец он споткнулся и, мертвый, ничком повалился на землю. Но никто из сражающихся не видел его конца: бретонцы, не останавливаясь, отчаянно рвались вперед, англичане наступали медленно и неотвратимо.
Какое-то время казалось, будто ничто не может нарушить это противостояние, но беззубый Бомануар был не только бойцом, но и полководцем. Пока его измученные, окровавленные, задыхающиеся воины продолжали бросаться на шеренгу англичан в лоб, сам он вместе с Рагенелем, Аденом де Каранэ и Дюбуа бросился в обход фланга англичан и яростно атаковал их сзади. Схватка была отчаянная и долгая. Но вот герольды, увидев, что сражающиеся опять остановились, не в силах сделать более ни удара, въехали на место боя и возвестили еще одно перемирие.
За те несколько минут, что их атаковали с двух сторон, англичане понесли большие потери. От меча Бомануара пал англо-бретонец Д'Арден, но, правда, только после того, как глубоко рассек противнику плечо. Сэр Томас Уолтон, ирландский оруженосец Ричард и великан Гюльбите были убиты булавой коротышки Рагенеля или мечами его соратников. Теперь с каждой стороны оставалось примерно по двадцать человек, но все они совершенно обессилели, спотыкались, еле переводя дыханье, и едва могли поднять оружие.
Удивительное это было зрелище, когда они, шатаясь и падая, снова брели навстречу друг другу: они передвигались, как пьяные, а пластины, защищающие плечи и суставы, походили на красные рыбьи жабры. Когда они снова шли вперед, чтобы продолжить это бесконечное состязание, позади них на зеленой траве оставались мокрые вонючие следы.
Бомануар, слабея от потери крови и глубокой раны, с которой свисал лоскут кожи, вдруг остановился.
— Я теряю сознание, друзья, дайте мне пить! — только и успел он крикнуть.
— Попей своей крови, Бомануар, — ответил Дюбуа, и еле живые бойцы разразились жутким смехом.
Печальный опыт пошел англичанам на пользу, и под руководством Крокварта они не стали больше наступать шеренгой, а изогнули ее так, что вместо прямой линии получилось кольцо, и по мере того, как бретонцы бросались на него, оно все сжималось и уплотнялось, пока не превратилось в наигрознейший боевой порядок — сплошную массу людей, со всех сторон повернутых лицом к противнику и ощетинившихся оружием, чтобы отразить любое нападение. Так англичане и стояли, и никакие броски и атаки французов не могли поколебать их строй. В ожидании врага они прислонялись спинами друг к другу, чтобы хоть немного передохнуть, а противник в это время только изматывал свои силы. Снова и снова пытались доблестные бретонцы прорваться сквозь этот строй, но снова и снова отступали под градом ударов.
У Бомануара от усталости кружилась голова; он снял шлем и в отчаянье смотрел на ужасное, неприступное кольцо. Он слишком ясно видел неизбежный конец. Люди его выматываются. Многие уже едва могут шевельнуть рукой или ногой; выиграть сраженье они способны не больше, чем те, кто уже погиб. Скоро и все остальные будут в таком же тягостном положении. Вот тогда-то проклятые англичане разорвут свое кольцо, набросятся на его беспомощных воинов и всех перебьют. Что тут ни делай, этому не помешать. Мучимый этими мыслями, он оглянулся и увидел, что один из его бретонцев пытается улизнуть с поля сраженья. Бомануару показалось, что его обманывает зрение: по цветам дезертира, пурпуру с серебром, он понял, что это не кто иной, как его собственный испытанный в боях оруженосец Гийом де Монтобан.
— Гийом! Гийом! — в отчаянье позвал он. — Неужели вы вот так покинете меня?
Но шлем у того был опущен, и он ничего не слышал. Бомануар видел, как он, пошатываясь, уходил со всей быстротой, на которую еще был способен. Горьким, отчаянным криком Бомануар собрал в кулак всех, кто еще мог двигаться, и все вместе они сделали последний бросок на английские копья. На этот раз в глубине своей отважной души он твердо решил, что не отступит ни на шаг и либо прорвется сквозь вражье кольцо, либо примет смерть. Огонь, горевший в его груди, зажег души его соратников, и, несмотря на сыпавшиеся на них сокрушительные удары, они сплотились против английских щитов, изо всех сил пытаясь пробить в их стене хоть какую-нибудь брешь.
Тщетно! У Бомануара все плыло перед глазами, сознание уходило. Пройдет минута-другая, и он сам и его соратники падут без сил и памяти перед этим ужасным стальным кольцом. И вдруг он увидел, что неприступный вражеский строй разваливается на части, что Крокварт, Ноулз, Кэлвели, Белфорд — все лежат на земле, выпустив из рук оружие, в полном изнеможении, не в силах подняться. У остатка бретонцев хватило сил лишь на то, чтобы навалиться на их недвижные тела и, просунув кинжалы под забрала, вынудить врагов сдаться. И так лежали они, победители и побежденные, одной беспомощной окровавленной грудой, тяжело дыша и стеная.
