Дарья Плещеева - Курляндский бес
– Вверх по течению, дурак.
Петруха был очень недоволен – сколько ж можно мыкаться по лесам, да еще впроголодь, да еще продвигаясь наугад, да еще опасаясь каждого шороха, да еще в обществе двух иноземок? Кинувшись вдогонку за ополоумевшим Ивашкой, он полагал вернуть товарища после не слишком долгой и совершенно бесполезной скачки вдоль Виндавы. Найти двух беглянок в подступивших к реке лесах – все равно что иголку в стоге сена. И надо ж такому случиться – видно, горяча была Ивашкина молитва, если бегинок обнаружили чуть ли не посреди дороги. И вдали уже стучали подковы гольдингенских стражников. Другого пути не оставалось – только увозить женщин лесными тропами.
Тогда-то Петруха и сказал:
– Карты мы не имеем, только солнышко на небе. Где восток – догадаемся. Стало быть, туда.
Ночью, когда можно безопасно проезжать по дорогам, Петруха глядел на небо и растолковывал Ивашке: вот-де небесный Сохатый, его хвост кажет на восток…
Большая беда была с пропитанием. Ивашка, городской житель, грибы видел только в похлебках да в пирогах, Петруха здешних грибов не знал, Дениза и Анриэтта очень удивлялись тому, какие странные произведения натуры используют в пищу московиты. А грибы, как на грех, прямо сами из лесу к тропам выбегали – бери, режь, зажаривай на прутиках над костром! Но было страшновато – кто их разберет, не ядовитые ли.
К счастью, имелась денежная казна – польские шеляги, несколько полуталеров. Кое-как договаривались с крестьянами, знавшими только свой родной язык, брали у них черный ржаной хлеб (за такой хлеб в Москве пекарей бы крепко отлупили), клецки из отварного гороха, селедку, как-то посчастливилось купить творог. Городки и усадьбы, где можно было добыть чего повкуснее, объезжали за три версты.
О реке Двине знали только то, что неподалеку от устья стоит Рига, а неподалеку от русской границы – Динабург; последние сведения, пришедшие в Гольдинген, были такие – наши взяли Динабург и движутся к Кокенгаузену, стоящему на этой же реке. Про Кокенгаузен слышали, что стоит-де при слиянии Двины и речушки Персе замок на высоком холме, бог весть когда строенный, но лет тридцать назад хорошо починенный. При замке – городишко, в замке, разумеется, шведский гарнизон.
– Стало быть, если минуем этот Кокенгаузен, то уже наши близко, – сказал Ивашка. – Жаль, на тот берег не перебраться.
Двина в этом месте была шириной сажен в полтораста, вдвоем с бахматами мужчины еще могли переправиться, держась за седла коней, но с женщинами эта затея выглядела как-то сомнительно. Хватило уже и ночной переправы через Курляндскую Аа – когда чудом увернулись от погони…
Петруха спорить не стал. У него была забота поважнее: решить, ехать ли поверху или вдоль береговой полосы влажного песка. Река текла словно в ущелье из доломитовых утесов, из которых кое-где струились родники. Поверху – легче, но если на берег выскочит погоня, да еще на свежих конях, то пиши пропало. А понизу, впритирку к утесам, – сверху всадники могут не заметить, но выдадут рыбаки. Петруха отлично видел их лодки, идущие домой после ночного лова.
Дениза и Анриэтта молчали – обе смертельно устали. Анриэтта маялась с коленом – сперва сырое подземелье, а потом сон на холодной земле, видать, вызвали воспаление. Дениза стерла ноги мужскими сапогами – как ни обматывай онучами, а ходить все равно неловко. Но обе даже друг дружке не жаловались – какой смысл?
– Ничего, доставим вас к господину Шумилову, он все устроит, – говорил Ивашка. – Он даром что молчун, а когда нужно – самому государю все прямо говорит!
Где Шумилов и соколиный обоз – Ивашка, разумеется, не знал. Если жив князь Тюфякин – то обоз еле ползет. Если во благовременье помер – может статься, Шумилов, встретившись с князем Мышецким, уже добрался до русского войска.
– Сколько можно, пойдем поверху, – решил Петруха. – Сверху, опять же, лучше вдаль видно – сразу наших углядим. Им-то хорошо, ноги бить не надо – река помогает. Если есть река – все, что можно, повезут на лодках и на стругах, весь военный припас и стрельцов. Вниз по течению и трудиться не надо – вода сама дотащит.
– Так ли уж быстро пойдут? – спросил Ивашка.
– Вперед пустят ертаульные струги – они легкие, быстрые, все разведают. Следом пойдут большие чердачные струги – у них в чердаках жить можно не хуже, чем в терему, – усмехнулся Петруха. – Ну, с Богом, пошли…
Женщины ехали на бахматах, которых мужчины вели в поводу. Бахматов берегли, старались не обременять – и так они, бедные, кормились впроголодь, который день не видели овса.
Вдруг Ивашка насторожился.
– Что там за шум? – спросил он.
– Вода на порогах шумит, – ответил Петруха. – Может, найдется подходящий порог, чтобы уйти на тот берег. За лето речка, поди, хоть малость обмелела.
– Нас с порога течение утащит, – возразил Ивашка.
– Гляди ты, какой знаток выискался!
Они посмотрели друг дружке в глаза – очень нехорошо посмотрели. Но было не до споров – и оба это знали. Первым смирился Ивашка – опустил взгляд.
– Ищем место для спуска, – решил Петруха. – Тут его еще поди найди…
На самый берег спустились с немалым трудом, зато было кое-что отрадное – вдали показались белые башни Кокенгаузена, стоявшего на высоком холме при слиянии двух рек. Замок был невелик и расположился на самом острие клина, образованного реками. Часовые на завершающем это острие небольшом бастионе вскоре заметили, что по левому берегу передвигаются странные люди, но стрелять не стали – четыре человека не угроза для укрепленного замка, в котором сидит немалый шведский гарнизон, да и берег курляндский, пусть с ними герцог Якоб Келлер разбирается.
– Так это Кокенгаузен, что ли? – спросил Петруха.
– Черт его разберет, – ответил Ивашка.
Пороги доверия не внушали. За белостенным замком река резко сворачивала на юго-восток.
– Привал бы сделать, – сказал Ивашка. – Меня уж ноги носить не хотят.
Его поражало молчаливое терпение женщин.
– Да и коней напоить, – согласился Петруха. Не так часто случалось у них согласие, но оба слишком устали для настоящей ссоры.
Дениза и Анриэтта спешились.
– Ты можешь хоть как-то идти? – спросила Дениза подругу.
– Могу, но плохо.
Дениза посмотрела на мелкие волны, набегавшие на серый песок.
– Босиком я бы смогла идти. И ты тоже. Давай разуемся. Заодно и вымоем ноги.
– Что вы затеяли? – спросил по-голландски Ивашка.
