Татьяна Недозор - Северная звезда
Позади похохатывали Рич и Джеф, комментируя отчаяние глупой бабенки, потом послышался хруст гальки под тяжелыми шагами – Серьга, видать, решил привести в чувство свою жертву парой крепких оплеух. Но все это происходило словно за тысячу верст отсюда, пока рука Марии, скользнув под куртку в потайной карман, словно сама собой обхватила рукоять «диллинджера» и начала взводить курок.
– Ой, мамоньки, Боже Святый, помоги! – завопила она, стараясь изо всех сил заглушить щелчок пружины.
Не думала о том, что порох может быть подмочен, да и вообще заряжен ли револьвер. И уж подавно не мучилась, что придется стрелять в живого человека. Просто в краткий, как удар молнии, миг обратилась к небесам с мыслью-молитвой: если ей не удастся прикончить Серьгу, то пусть тогда они убьют её прежде, чем Колю…
Вот шаги совсем рядом, и Маша, резко выпрямившись, развернулась к нависшему, склонившемуся с беспощадной ухмылкой на обветренном лице над ней врагу.
Сухо, чуть громче сломанной ветви, треснул выстрел. Прищуренный глаз Серьги плюнул красным, и бандит беззвучно завалился назад.
А Мария Михайловна уже стояла на ногах, наводя исходящий едким кордитовым дымком «диллинджер» на оторопевших, замерших соляными столбами бандитов. Рич так и стоял, выронив трубку изо рта, Джеф рассеянно пытался нашарить ружье, но лишь задел ствол, и оружие с лязгом упало…
– Стоять, собаки! – заорала девушка благим матом. – Тут еще два патрона, как раз на вас хватит! И я не промажу, меня учил стрелять сам Сэнди Техасец! – взвизгнула она.
То ли её мимолетный знакомый из кабака Ригана и в самом деле был знаменитый стрелок, то ли бандиты просто растерялись, но пока Маша пятилась к дверям фактории, ни тот ни другой не пытались схватиться за оружие, попеременно переводя взгляд то на неподвижное тело своего главаря, то на оказавшуюся столь свирепой девицу.
Лишь когда она начала нашаривать дверную ручку, Джеф кинулся наземь, хватая двустволку.
Маша выпалила и, конечно, промазала. Однако и Джеф не успел прицелиться, и дуплет ушел, что называется, «в молоко». Рич выхватил револьвер, но девушка уже скрылась за дверью, и его пуля лишь выбила пригоршню щепок из косяка.
Она с размаху задвинула засов. Взгляд испуганно метался по полутемному залу фактории.
Затем, повинуясь инстинкту, схватила торчавший из-под шкур винчестер Николая, лежавшего тут же без движения, и едва не зарыдала от отчаяния – возлюбленный много чему успел её научить, но вот как обращаться со своей винтовкой, толком не показал. Она дернула скобу затвора раз, другой… Тот скользнул назад, выпуская наружу медную головку пули…
Черт, как же этот затвор закрыть?! А, вот…
Неловко уперев приклад в плечо, она замерла… Показалось ли или напротив двери и в самом деле зашуршала галька? Она, инстинктивно зажмурившись, надавила курок.
Отдача больно ударила в ключицу, в двери появилась дырка… Одинцова и не заметила, как передернула затвор, и медный дымящийся цилиндрик запрыгал по доскам пола.
Кто-то выругался вполголоса, затем Маша услышала:
– Эй, девка… Слышь! Как тебя, Мэри?
Ударил выстрел, от двери брызнули щепки. Мария Михайловна выпустила вторую пулю наугад.
Послышался слабый вскрик, после чего снаружи заорали.
– Эй, Мэри, не надо больше палить! Мы не при делах! Дай нам уйти!
Мария молчала в ответ, сосредоточенно перепиливая ножом веревки на руках бесчувственного Николая. Освободив возлюбленного от пут, она сорвала с пояса флягу и попыталась влить ему в рот бренди. Устюжанин закашлялся, а потом тяжело поднял голову, удивленно оглядываясь вокруг.
Она разрыдалась…
* * *Остаток дня Маша почти не запомнила. Ни как они сидели у дверей, напряженно прислушиваясь, не выдаст ли себя засада, ни как, наконец, вышли на крыльцо с оружием наготове, пригибаясь и готовые в любой миг броситься наземь и стрелять в ответ.
Не помнила она и того, как, увидев на берегу тело Тимохи Серьги с вывернутыми собратьями карманами, она истерически расхохоталась, ни как они столкнули мертвеца в воду.
Ни того, как нашли кровь на камнях. Видимо, Маша кого-то зацепила…
Ни того, как, обнаружив, что бандиты забрали не только свою лодку, но и их «Веселого зайца», она от души выматерилась и по-русски и по-английски, теперь-то уж точно вспомнив все соответствующие слова, что слышала за последний год в этом краю грубых мужчин.
Все это сохранилось в её памяти лишь урывками. Как сон или как ночной пейзаж, увиденный при вспышке молнии.
Кое-как она пришла в себя, обнаружив, что Николай с перевязанной головой полулежит на нарах, а она молча готовит ужин.
Они посмотрели друг на друга. Мария смахнула набежавшие на глаза слезы и сказала:
– Неужто это все с нами было? Не могу поверить…
– А я могу, – грустно сказал Устюжанин, проведя рукой по бинтам.
Он обнял её и тихо и проникновенно добавил:
– А ты ведь мне жизнь спасла, Машенька…
– Они не вернутся? – вместо ответа осведомилась она.
– Скорее всего, нет. Главарь погиб, охотиться за тобой нет смысла – без него им все равно не справиться. А даром лезть под пули – ищите дураков! Правда, мы можем их опознать, но они, наверное, сейчас вовсю чешут в Дайю, чтобы убраться в Штаты. Там у них, судя по всему, что-то припрятано. Как доберемся до обжитых мест, надо будет объяснить первому встречному судье насчет них. Надеюсь, их все-таки повесят.
Мария молча прислушалась к шуму ветра, шелесту древесных крон, далекому крику птиц.
– Коля, скажи… ты ведь умный и сильный… Скажи, как мне теперь быть? Я убила человека и… мой отец… Как с этим всем жить?
Про себя она подумала, что не прикоснется к деньгам отца, начало которым положило кровавое золото. Пусть они достанутся Арбенину и он обходится с ними, как знает, а она… Она и так выросла на них!
– Да, – блондин ласково коснулся ее плеча, – это трудно… Но надо жить. Главное, мы вместе и живы! Вот и будем жить.
И добавил решительно:
– Будем… жить. А теперь обними меня, Машенька. Ты рядом, и я хочу, чтобы так было всегда.
Мария молча вытерла слезы.
Николай наклонился и крепко поцеловал ее…
Сноски
1
Кокаин в XIX веке широко применялся в медицине как лекарство буквально от всех болезней – депрессии, различных неврозов, алкоголизма, сексуальных расстройств и даже сифилиса и «обычной» опиумной и морфинной наркомании. Считалось, что кокаин вызывает подъём духа и продолжительную эйфорию, которая ничем не отличается от обычной эйфории здорового человека, рост возможностей самоконтроля, прилив жизненных сил и увеличение работоспособности. Его не только не пытались запретить, но даже поощряли употребление. «Его стимулирующие и доставляющие удовольствие свойства служат укреплению американского национального характера с его инициативностью, энергичностью, неуёмной активностью и безграничным оптимизмом», – писал, например, американский психолог Рональд Зигель. В России кокаин продавался даже в провинциальных аптеках – по рублю за упаковку.
