Последний защитник - Эндрю Тэйлор

Элизабет облизала губы:

– А эта находка… она здесь?

– Сейчас принесу.

– Подожди. Где господин Хэксби?

– Все в порядке. Он наверху, работает. Служанка вышла. Нас никто не потревожит.

Кэт поднялась и прошла в спальню, закрыв за собой дверь, чтобы избавиться от любопытного взгляда Элизабет. Сверток был там, куда она его положила, в шкафу с летним пологом и занавесками. Она достала его.

На другой стороне улицы часы собора Святого Павла пробили три четверти седьмого. Она и не заметила, что уже так поздно. Надо как можно скорее отделаться от Элизабет и ее проклятого свертка. Встреча с Марвудом назначена в семь. Он придет, и придет вовремя. Кэтрин нисколько в этом не сомневалась. Она уже заплатила мальчику привратника, чтобы он оставил открытой калитку в сад.

Она вернулась в гостиную, где Элизабет нетерпеливо барабанила пальцами по столу. Кэт положила сверток перед ней на стол.

Элизабет потрогала его. Уголки губ опустились.

– Это все?

– Это все, что дал мне Феррус.

Элизабет взвесила сверток на руке. На нем все еще оставалась грязь, и она нахмурилась, увидев темные пятна у себя на пальцах. Теперь, получив сверток, дочь Ричарда Кромвеля, казалось, не спешила его вскрыть. Она осмотрела швы и медленно проговорила:

– Не сомневаюсь, что это шила моя бабушка. Она всегда делала больше стежков, чем требовалось, когда что-то чинила. Знаешь, она… она очень любила шить.

– Прости, но я спешу. Не могла бы ты забрать его и открыть позже?

– Но я должна вскрыть его прямо сейчас. Немедленно.

– Тогда я помогу тебе разрезать швы.

Элизабет бросила на нее взгляд: глаза широко раскрыты и затуманены. Она положила сверток на стол и пододвинула его к Кэт:

– Вряд ли это золото, да? Золото было бы тяжелее.

Кэтрин вынула из кармана нож и стала разрезать швы. Она действовала уверенно, зная, что Элизабет смотрит на нее, и слыша ее дыхание, учащенное и отрывистое. Однако, когда с последним швом было покончено, сверток не развернулся. После стольких лет жированная парусина не желала отпускать то, что хранила.

– Дай мне! – попросила Элизабет и протянула руку.

Она развернула сверток, сдирая парусину. Под ней оказалась другая упаковка, из толстой бумаги, которую дочь Кромвеля порвала жадными пальцами. Показался слой толстого черного сукна. Элизабет развернула его.

– О! – воскликнула она, и ее губы сложились в идеальную букву «о».

Элизабет достала шкатулку, обитую темно-зеленой кожей, с золотым замочком, закругленными углами и куполообразной крышкой. В центре крышки был маленький щит, видимо из чистого золота, которое не потускнело. Девушка подула на него, и проступил рисунок.

– Не узнаю герб, – тихо сказала она самой себе. – Пять кружков… и сверху один большой. Посмотрим, что внутри.

У Элизабет дрожали пальцы, как у господина Хэксби, когда она открывала замочек. Кэт невольно наклонилась, желая рассмотреть, что спрятано в шкатулке. Сначала Элизабет извлекла сложенный лист бумаги, который нетерпеливо отбросила в сторону. А потом…

– Жемчуг, – выдохнула она. – И какой…

Элизабет взяла в руки ожерелье. Оно свисало блестящим каскадом. Жемчужины были крупные, каждая не меньше половины дюйма в диаметре, абсолютно одинаковые и идеально подогнанные друг к другу.

– О! – снова воскликнула Элизабет. – Только взгляни, Кэтти! Игра действительно стоила свеч. Однажды моя тетушка Фоконберг показала мне нитку жемчуга, которая, по ее словам, оценивалась в двадцать тысяч фунтов. А тот жемчуг не был и вполовину так же хорош.

– А что за бумага?

Элизабет опустила ожерелье в шкатулку. Развернула листок.

– Это бабушкин почерк. «Подарок госпоже Кромвель, супруге лорд-протектора Англии, от великого герцога Тосканского; апрель тысяча шестьсот пятьдесят пятого года». Ну вот, все и прояснилось. Это бабушкино украшение, ее личная вещь. Ожерелье принадлежит ей, и больше никому.

Кэт не была уверена, что король и его министры согласились бы с подобным заявлением. Она протянула руку и, помимо своей воли, дотронулась до одной из жемчужин. Она была холодная и какая-то одинокая.

– Нет, прошу, не трогай! – Элизабет забрала шкатулку и закрыла крышку. – Я от всего сердца благодарю тебя за то, что ты сделала. – Она улыбнулась, уже без всякой теплоты. – Но я не должна злоупотреблять твоим временем. – Ее лицо изменилось. – Сама не знаю, зачем я это говорю, но как ты думаешь, не может там, в Кокпите, быть что-нибудь еще?

Кэт нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… быть может, этот человек, как его?

– Феррус? – В Кэт закипал гнев.

– Да, Феррус. Вдруг он отдал тебе это ожерелье, но оставил себе что-то другое. Кто знает? Думаешь, этому парню вообще можно доверять? А если он…

– Нет! – отрезала Кэт. – Нет! Прекрати выдумывать! И вообще, с меня хватит.

– Но, любовь моя… – На лестнице послышались тяжелые шаги. – Это господин Хэксби?

– Нет. Кто-то идет вверх, а не вниз.

Шаги стихли на лестничной площадке. Посетитель остановился, не стал подниматься выше, в чертежное бюро. Дверь в гостиную распахнулась.

Дородная фигура Роджера Даррела заполнила дверной проем. Он смотрел на них во все глаза:

– Так-так. К вашим услугам, леди.

Он медленно прошел в комнату, оглядываясь по сторонам. Ножны его шпаги зацепились за ножку кресла. Запах пива и табака смешался с ароматом духов Элизабет.

– Ну и дела… Разве это не благословение Божие? – протянул Даррел. – Да будет восхвален Господь во всей славе Его. Я убил двух птичек одним большим камнем. – Он поднял глаза к небу. – Хотя, по правде говоря, мне нужна только одна.

Этим вечером я отправился на встречу один. Я подумывал, не взять ли Сэма: он мог бы стоять на карауле, да и вообще на него можно положиться в трудной ситуации. Но увечье делало его заметным и мешало быстро передвигаться. И потом, эта история не имела к Сэму никакого отношения. Она касалась только меня и Кэт. После того что случилось утром с Хлорис, я не хотел подвергать опасности еще одного невинного человека.

Мейден-лейн находился совсем рядом. Я вышел из Савоя через боковые ворота. Без оружия, прихватив только тяжелую трость. После утренних событий с меня было достаточно кровопролития.

Шел дождь, небеса безжалостно извергали невидимую влагу. Может, погода охладит пыл бунтовщиков? У таверны «Черный бык» я перешел на другую сторону Стрэнда и зашагал по переулку Халф-Мун. Через несколько ярдов переулок превратился в Бедфорд-стрит. Мейден-лейн брал свое начало здесь, с правой стороны, и шел на восток. Переулок был тупиковым,