Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
Показалась блестящая процессия. Впереди ехали несколько всадников в блистающих золотом доспехах, на прекрасных, покрытых драгоценными попонами лошадях. За ними следовала сверкающая на солнце колесница, запряженная четверкой. Замыкали поход еще с десяток конников с копьями в руках и мечами у пояса.
А в колеснице, небрежно развалившись на мягких разноцветных подушках, сидел тучный смуглый мужчина с лицом характерного восточного типа, с черными, жесткими, прорезанными сединой волосами, миндалевидными глазами и мясистым носом.
Его неприятно красные губы презрительно кривились. Он не смотрел по сторонам, ясно давая понять, что считает ниже своего достоинства находиться среди этой уличной черни.
Кавалькада прогремела по мостовой и скрылась за поворотом. Люди оживленно переговаривались, глядя ей вслед.
— Это кто такой? — спросил Сабин у высокого грека, который стоял рядом с ними. — Выглядит, как павлин в цезарском саду.
— Это Вонон, — ответил грек, — армянский царь. Собственно, сначала он был царем Парфии, но оттуда его быстро выгнали. Тогда римляне утвердили его на армянском престоле, однако и там Вонон не пришелся по нраву. Теперь он здесь в изгнании и мечтает вернуться. Но для этого нужны римские легионы, а лишних солдат у Империи нет.
Когда он удирал, то успел прихватить с собой почти все золото Армении, вот и катается теперь по Антиохии, пускает пыль в глаза. Я бы на месте цезаря не стал связываться с таким типом. Ведь по роже видно — негодяй из негодяев.
— Ну, ты не зарывайся, — осадил грека Сабин. — Цезарь как-нибудь без тебя разберется.
— Да уж конечно, — буркнул мужчина. — Проконсул этого азиата прямо на руках носит. Ну, еще бы — ведь он просто засыпает подарками его супругу, почтенную Планцину.
— Это политика, парень, — глубокомысленно изрек Сабин. — Ее не каждому дано понимать.
Грек с трудом переварил эту сентенцию, потом пожал плечами и продолжил свой путь. Сабин и Феликс тоже двинулись дальше.
Наконец они нашли приемлемую, как им показалось, закусочную при гостинице «Глаз Таммуза» и вошли внутрь.
Из-за стойки выскочил хозяин и, прихрамывая на левую ногу, поспешил к ним.
— Чего изволите, достойные гости? — зашепелявил он. — Есть номера со всеми удобствами. Могу предложить женщин и мальчиков...
— Вина, — перебил его Сабин. — Похолоднее. И фруктов на закуску. Где тут присесть?
— Вот, пожалуйста, — засуетился хозяин, — прямо здесь, прошу вас, достойные господа.
Он показывал на столик в общем зале, где находились уже несколько человек, которые жадно поглощали мясо из глиняных мисок и прихлебывали что-то прямо из кувшинов.
— А отдельной комнаты нет? — брезгливо спросил Сабин. — Тут что-то тесно.
— Есть, господин, — ответил хозяин, — но она занята. Там у меня очень богатый и уважаемый купец. Он приехал с запада и такой грозный, что ему никто слова сказать не смеет. Чуть что — кричит, что у него все сенаторы в Риме знакомые и он может любого отправить на каторгу. Так я даже не знаю, как быть...
Сабин уже настолько устал от галдежа антиохийцев, что лишь махнул рукой отрешенно.
— Ладно, подавай сюда. Только быстро.
Он уселся за не очень грязный стол и посмотрел на Феликса, который продолжал стоять.
— Ты чего?
— Ну, — протянул сицилиец, — я же все-таки просто твой слуга...
— Да брось, — скривился трибун. — Этикет будем соблюдать во дворцах. Ты же не раб, и мое достоинство не очень пострадает, если я выпью с тобой за одним столом. Вон племянник цезаря, Клавдий, так тот вообще пирует только со своими вольноотпущенниками. А ты — свободный человек и римский гражданин.
— Спасибо, господин, — ответил Феликс и присел на скамью рядом с трибуном.
Через пару минут темнокожий паренек притащил кувшин красного вина и блюдо с фруктами.
— Кружки принеси, — бросил ему Сабин. — Ты же видишь — мы не азиаты, которые могут пить и из корыта.
Слуга поклонился и исчез. Вскоре он вернулся с двумя серебряными кубками.
— Ого, — сказал Феликс, — кажется, тебя тут начинают уважать, господин. Того и гляди, хозяин выставит отсюда грозного купца и пригласит тебя в отдельный кабинет.
— Пей лучше, — буркнул Сабин. — У меня изжога от всех этих восточных манер. Интересно, вино-то хоть нормальное?
Феликс разлил напиток по кубкам, и они сделали по глотку.
— Кажется, ничего, — сказал трибун. — Ну, выпьем за удачу и Богиню Тихе.
— Выпьем.
Несколько секунд слышалось только одно бульканье, когда холодное вино лилось в разгоряченные глотки.
Но затем тишина была внезапно нарушена.
— Где хозяин? — раздался вдруг истерический вопль из соседней комнаты, которая и была, видимо, тем отдельным кабинетом, где пировал купец с запада. — Что это за дерьмо мне принесли? Я заказывал козлятину под соусом, а это какая-то вонючая кошка! Издевательство! Да я вас всех в Херсонес отправлю!
Перепуганный слуга выскочил из комнаты и помчался звать хозяина. Купец продолжал бушевать:
— Сукины дети! Я вам такие деньги плачу! Где уважение! Азия проклятая! Да я лично цезарю доложу, мы с ним знакомы! В каменоломни вас, ублюдков паршивых, чтоб знали!
Сабин оставил кубок и с интересом прислушивался к воплям купца. Он выглядел очень удивленным.
— Сердитый парень, — негромко сказал Феликс. — Наверное, иудей какой-нибудь. Эти любят поскандалить, уж я-то знаю.
— Да? — бросил Сабин, по-прежнему внимательно прислушиваясь к крикам разгневанного коммерсанта.
На его губах играла улыбка, а в глазах появились веселые огоньки.
Феликс решил, что трибун ему не верит.
— Да ты ведь с ними не знаком, господин, — сказал он с обидой, — а я повидал эту публику...
— Что ты говоришь? — еще шире улыбнулся Сабин. — Действительно, с иудеями я не сталкивался, но вот уж этого конкретного иудея, который там сейчас разоряется, знаю неплохо.
С этими словами он поднялся на нога, пересек зал и остановился на пороге комнаты, где купец продолжал орать:
— Ну где вы лазите, свиньи? Сколько можно ждать? Или мне принесут нормальную еду, или я немедленно пойду жаловаться проконсулу. Вот тогда попляшите!
Сабин видел его только со спины — широкие покатые плечи, черные волосы, коротко подстриженные, затылок с жировыми складками, торчащие уши...
— Да что это за издевательство! — снова взвыл мужчина, не оборачиваясь и яростно колотя кулаком по столу. — Я больше не намерен ждать! Слуга! Мои носилки!
— Корникс, — медленно произнес Сабин. — Так ты тут всех собак распугаешь. Передохни немного.
Мужчина словно поперхнулся, несколько секунд сидел неподвижно, а потом медленно повернул голову. В его глазах было величайшее изумление.
