Ростислав Самбук - Сокровища «Третьего Рейха»
— Ну и что? — беспечно махнул рукой Пфердменгес. — Послать его ко всем чертям, и только.
— Не так все это просто, — поморщился Шлихтинг. — Он поднимет шум в прессе, что мне и моей партии в канун выборов ни к чему. Наконец, может предупредить или шантажировать человека, который знает первые две цифры.
Полковник встал.
— Придется этого Карла Хагена убрать… — сказал деловито, словно речь шла о чем–то обычном, скажем, о покупке пачки сигарет.
— Может, все–таки договориться с ним? — спросил Шлихтинг.
— Пустое дело, — возразил Гюнтер. — Я знаю его!
Шлихтинг наклонился к полковнику. Спросил шепотом:
— Ну убрать… Но как?
Пфердменгес засмеялся:
— Я знаю сто способов!
Шлихтинг ужаснулся.
— Но ведь на нас сразу падет подозрение…
Полковник заходил по холлу, заложив руки за спину. Остановился перед Гюнтером.
— У вас есть ключи от «фольксвагена»?
Гюнтер вынул их из кармана.
— Завтра утром ни в коем случае не садитесь в машину.
— А–а… — понял все Шлихтинг. — Только бы не вышла на нас полиция.
— А мы обеспечим себе алиби. Начнем с того, что сейчас поймаем такси и твердо запомним его номер…
…Пфердменгес сел рядом с шофером и всю дорогу разговаривал с ним. Рассказывал, как охотятся на львов в саванне. Расплачиваясь, спросил у водителя, который час. Тот ответил.
— А мне показалось, что нет и девяти… — А когда машина отъехала, полковник сказал поучительно: — Шофер подтвердит, что без трех минут десять мы приехали в «Корону».
— «Фольксвагена» еще нет на стоянке, — заметил Гюнтер. — Когда проезжали, я обратил внимание.
— Это отведет от нас все подозрения, — хрипло засмеялся Пфердменгес. — На стоянке зафиксируют время его возвращения, когда мы уже будем в отеле и у нас будут свидетели.
— Но как?
Полковник приложил палец к губам.
— Пошли, — подтолкнул Гюнтера, — все будет в порядке.
Приятели Пфердменгеса все еще сидели за столом. Полковник незаметно дал Гюнтеру таблетку.
— Снотворное, — объяснил. — Сейчас мы накачаем их… Предложишь Курту переночевать на диване в твоем номере. Таблетку дашь выпить вместе с вином. Утром он будет клясться, что полночи вы с ним болтали. Спустишься ко мне после двух часов ночи, только осторожно, чтобы никто не заметил. Я не закрою дверь.
…Окна номера Пфердменгеса выходили в переулок. Ночью здесь редко попадались прохожие, но все же полковник, приоткрыв окно, долго прислушивался. Наконец отважился, скользнул в окно, держась за связанные ремни от чемоданов, и Гюнтер осторожно опустил его на панель. Как было оговорено, втянул ремни и закрыл окно.
В дальнем углу комнаты посапывал на диване Ганс. Лежал, свесив волосатую ногу. Гюнтер накрыл его — о Гансе следовало позаботиться, как–никак основной свидетель. Сел рядом, прислушался. За окном тишина, ни одного прохожего. Вдруг стало страшно: а если полковника задержат на месте преступления? Отправив Пфердменгеса на улицу, он уже стал его соучастником. Это же тюрьма…
А если сейчас выскочить в окно и задержать полковника? Может, еще удастся уговорить Карла и тот рассчитается с ним по–честному?
Пусть отдает остаток полякам, какое его, Гюнтера, дело? Но сейчас ни Пфердменгес, ни Шлихтинг не захотят иметь дело с Карлом: зачем им терять деньги? Да и ему, Гюнтеру, зачем терять? Есть же разница между миллионом и пятью, и нужно быть дураком, чтобы отдать свое!
Под окном коротко свистнули. Гюнтер спустил ремни и помог полковнику взобраться…
Тот зашел в ванну, смочил полотенце и тщательно протер подоконник. Снял туфли, вытер подметки. Протер и ремни.
— Необходимо предусмотреть все, — объяснил полковник, — и я не хочу давать полиции ни одного доказательства. Я заложил в «фольксваген» две мины — от него останется только воспоминание! Пистолет выбросил в канализацию… Вероятно, все…
Он выпустил Гюнтер а, переоделся в пижаму и лег о чувством человека, который имеет право на отдых после тяжелой работы.
Гюнтер стоял за шторой и выглядывал украдкой, словно его могли заметить с улицы.
Только что в номер заглянул Карл, они поговорили о делах, затем Карл предложил поездить по городу — Гюнтер знал, что сделал это он только из вежливости, а на самом деле хотел провести утро с Аннет. И действительно, Карл не уговаривал, стоял на пороге и улыбался, наверно, не совсем искренне, поскольку скрывал от друга тайну и завтра огорчил бы его, а Гюнтер не мог отвести от него взгляда, так как смотрел на него в последний раз; ему было трудно поверить в это, машина с минами казалась плодом нездорового воображения, плохим анекдотом, детской выдумкой — не может человек не чувствовать неотвратимого, а Карлу сейчас так хорошо, впереди у него встреча с Аннет, ощущение ее близости. Он уверен, ничто не помешает его встрече, верит, что так будет вечно, а жить Карлу осталось несколько минут; ему не будет больно, он даже не поймет, что умирает, но зачем это все, стоят ли эти миллионы (будь их в десять раз больше!) жизни друга, который смотрит на тебя с любовью и откровенно симпатизирует тебе?
Если бы Карл задержался в номере хотя бы еще минуту, Гюнтер, наверно, не выдержал бы и сказал, что ждет его, по крайней мере, под каким–нибудь предлогом не позволил бы сесть в «фольксваген». Но Карл спешил — он уже вышел из отеля и остановился возле светофора. Ожидая зеленый свет, помахал кому–то рукой. Гюнтер посмотрел кому и… увидел Аннет,
Она шла по самому краю панели в короткой зеленой юбке, белой кофточке, тоненькая и красивая, как белая роза на зеленом стебельке. Шла и махала Карлу рукой.
Карл побежал на желтый свет: вынырнул из–под машины, которая чуть не задела его, взял Аннет за руку, и они направились к стоянке, к канареечному «фольксвагену», начиненному взрывчаткой.
Дрожащими руками Гюнтер потянул на себя оконную, раму. Почему–то не поддавалась, а ведь он только что закрыл окно, — дергал изо всех сил и, только через несколько секунд сообразил, что надо поднять задвижку.
Когда наконец перегнулся через подоконник, сообразил, что все равно не услышат, не услышат даже те, кто значительно ближе, — по улице уже двигался утренний автомобильный поток, гудели моторы и шуршали шины, а белая роза на зеленом стебельке плыла по краешку панели, и ее бережно придерживал за руку Карл.
Вот они уж делают последние шаги, сейчас повернут на стоянку — но, может быть, полковник ошибся и что–нибудь не сработает, бывает же подобные случаи, почему не случиться такому сейчас?
Гюнтер стоял, вцепившись в оконную раму, g раскрытым ртом и выпученными глазами и вдруг закричал. Только не крик, а какой–то свист с клекотом вырвался из его груди, он зажал рот ладонью, испугался, что кто–нибудь услышит его и посмотрит с улицы, отшатнулся в глубь комнаты, схватился за спинку стула и не сводил глаз с тех, кто уже стоял возле желтой машины.
