Эльвира Барякина - Аргентинец
Товары первой необходимости распределялись среди населения через потребительские союзы, но дефицит никогда не выходил за «круг посвященных». Резиновые галоши, беличьи меха, кровельное железо, сливочное масло и прочая, прочая доставалось только представителям власти. Спецвыдачи не фиксировались в карточках, да и вообще не существовали на бумаге. Те, кто хотел и умел жить, давно бросили опасное мешочничество и поступили на государственную службу, набиваясь туда, где можно получить товары, связи и важные сведения — все то, что стоило много дороже денег.
Любочка наладила дела так, чтобы ее близких не посылали на общественные работы и не привлекали к самообороне. Благодаря ее стараниям, Саблин получил должность заведующего хирургическим отделением, а Антон Эмильевич стал ответственным секретарем в газете «Нижегородская коммуна».
Люди, с которыми доводилось общаться Любочке, так или иначе приспособились к новым условиям, это было свидетельством ума и расторопности. И вот перед ней стоял Клим Рогов, которым она некогда восхищалась. Он все-таки остался с Ниной в России, но при этом опустился на самое дно. Любочкина подружка заполучила худого, бородатого нищего с затравленными глазами. Ну что, довольна? Теперь у вас есть одно пальто на двоих.
Словно почувствовав на себе Любочкин взгляд, Клим оглянулся, посмотрел на нее в изумлении. Любочка решительно направилась к ним.
— Пойдемте ко мне, — сказала она, понимая, что здесь не рассуждать, а спасать надо.
Глава 31
1
В честь великого праздника Саблину дали выходной. Впервые за много дней он остался один в доме-теремке. Бывший тесть уехал в Кремль на торжественный концерт, заместителя по супружеским делам опять призвали в Москву, Любочка отправилась смотреть демонстрацию.
Когда привыкаешь к надсадно-торопливому ритму жизни, то не знаешь, что делать со свободным временем. Варфоломей Иванович решил прогуляться. Накинул пальто, взял трость, вышел на улицу. За двадцать минут не встретил ни одной живой души: улица словно вымерла — притихшие дома, голые тополя… Как чума пронеслась.
Сходство было удивительным: чумные бактерии распространяются так же, как чумные идеи — от контакта с зараженным, и ни то, ни другое не лечится, если вовремя не принять мер. В четырнадцатом веке во время эпидемии Черной Смерти вымерла половина населения Европы, деревни опустели, прежние ценности пришли в упадок, одно за другим вспыхивали крестьянские восстания…
Все повторялось. Что тогда, что теперь никто не мог назвать причину болезни, и потому виноватыми оказывались то демоны, то инородцы — в Нижнем Новгороде на каждой кухне высчитывали, кто в Совнаркоме имеет еврейскую, а кто курляндскую фамилию.
Рецепты спасения: выпить браги для прогревания желудка, отстоять мессу — и полная бесполезность всего этого. Более того, во время молитвенных собраний (или митингов) зараза распространялась еще быстрее.
Но не бывает худа без добра. После чумы население в Западной Европе уменьшилось, и стало не хватать рабочих рук. Короли писали указы, чтобы крестьяне не смели уходить от феодалов, а те все равно уходили — если соседский граф больше платил. Последний батрак ощущал свою ценность. Может, тогда и появилась разница между западным и восточным складом ума? Из-за того, что в Восточной Европе деревни находились гораздо дальше друг от друга, а торговля была не так развита, последствия эпидемии там были не столь катастрофическими. В результате перенаселение и нехватка плодородных земель привели к крепостному праву в самой лютой его форме. Через пятьсот с лишним лет для западного европейца права личности стали естественны как воздух, а в России борьба за свободу обернулась избиением свободных.
Большевизм — это только носитель вируса вражды, как блохи являются носителями чумной палочки. Человек заражается, и пошло-поехало: галлюцинации, лихорадочное состояние и острое желание вырезать из тела «чумной бубон», пусть даже сделав себе еще хуже.
Варфоломей Иванович сам заразился ненавистью. Что можно испытывать к тем, кто добивал Россию — подло, как добивают раненого? К Троцкому, который без колебаний подписывал смертные приговоры своим? К Осипу Другову, отнявшему у Саблина жену? К самой Любочке?
Жора Купин написал о товарище Другове:
Имел полцарства, полжены,Поллошади добыл на ужин.Был с арифметикою дружен —Мог разделить или отнять, —И очень рвался управлять,Хотя на фронте был контужен.Врачи старались, но — увы! —Не починили головы.
Такие, как Жора, гибнут первыми. Они слишком принципиальны, слишком на виду… Как простить его убийц? Ведь чекисты выкашивали целое поколение молодежи, которая в другие времена составила бы цвет нации. Это как раз те самые неравнодушные, способные мальчики с горящими глазами, которые пришли в этот мир, чтобы менять его к лучшему. Именно они записывались добровольцами в Белую армию, именно они совершали подвиги во имя идеи. Кто их заменит? Альтернатива только одна: такие же пылкие парни с рабочих окраин и из деревенской бедноты. Но у тех белых мальчиков за плечами культура и знания, а юным коммунистам придется начинать все с начала, века, эдак, с четырнадцатого. Осип как раз вышел из этой среды.
Товарищ Другов считал, что раз Саблин не вызвал его на бой, это говорит о его бесхребетности.
— Если вшивая интеллигенция не может постоять за себя, то нечего ей вообще воздух коптить!
Саблин усмехался:
— Вы сами стремитесь к знаниям — стало быть, хотите быть таким, как мы. Ведь знания — это не только возможность поступать по уму, но еще и огромное удовольствие… Чем больше вы в себя впитаете, тем больше у вас будет сомнений и тем ближе вы будет к нам, к «вшивой интеллигенции».
— Да ни за что!.. — сжимал кулаки Осип.
— Хотя я, наверное, неправ, — соглашался доктор. — Вас уже не переделать. Но когда ваш сын подрастет, вы отдадите его в хорошую школу, может, в университет — и он уж точно перейдет в наш лагерь.
Осип бесился, ругал доктора «буржуем недорезанным», но в его яростном сопротивлении Саблину чудилась неуверенность. Осип не мог не видеть, что революция полностью выродилась. Те, кто год назад кричал о социальной справедливости, сегодня вовсю пользовались пайком первой категории с партийными надбавками. В том числе и сам Осип — Любочка убедила его, что при такой напряженной работе нельзя плохо питаться: организм может не выдержать.
Саблину не требовалось вызывать Осипа на дуэль: товарищ Другов сам наказывал себя. Его все использовали, и чем выше он поднимался по карьерной лестнице, тем больше у него заводилось «друзей», тем настойчивее были просьбы и тем меньше оставалось времени на важные дела.
