Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев
Иван сторонился бурления мирской суеты. Государственные дела, которыми ему приходилось заниматься, царевич воспринимал как Божие тягло. Но душа его стремилась к небу, и этому есть документальные свидетельства.
До нашего времени сохранился ряд сочинений, написанных Иваном: «Служба преподобному Антонию Сийскому», «Житие и подвиги Антония чудотворца» и «Похвальное слово» этому же святому. По просьбе церковного собора царевич написал канон преподобному Антонию. «После канона, – вспоминал Иван, – написал я и житие. Архиепископ Александр убедил написать и похвальное слово».
Высота духовной жизни царевича несомненна, а потому говорить о его конфликте с отцом не приходится, и нет никакого сомнения, что умер он естественной смертью, от болезни, что известно совершенно точно. Грозный действительно избил сноху и сделал это вполне сознательно: не хотел иметь в своём роду потомка от Шереметьевой. Ночью Елена родила мёртвого ребёнка. Когда это стало известно, у болезненного царевича произошёл приступ падучей, а затем – лихорадка. Около 15 ноября 1581 года царь сообщал боярину Н.Р. Юрьеву и дьяку А. Шелкалову из Александровской слободы: «Которого вы дня от нас поехали и того дня Иван сын разнемогся и нынче конечно болен и что есма с вами приговорили, что было нам ехати к Москве в середу заговевши и нынече нам для сыновий Ивановы немоче ехати в середу нельзя… а нам докудова Бог помилует Ивана сына ехать отсюда невозможно».
Спокойный тон письма говорит о том, что ничего исключительного не произошло: болезни старшего сына – состояние для царя привычное, обыденное. Правда, царь несколько встревожен (не решается уехать от Ивана), но никакого трагизма не предчувствует, полагая, что задержка в слободе продлится недолго. Но случилось непредвиденное – 19 ноября царевич скончался.
Грозный не ожидал такого исхода болезни сына и был потрясён. Смерть наследника сказалась и на состоянии его здоровья.
…Кому же понадобилась злобная версия о русском царе-сыноубийце? Вот здесь никакой тайны нет – нашим зарубежным доброхотам, нашим извечным западным «друзьям». Европейские правители и идеологи уже не первое столетие вдалбливают в сознание своих народов антирусские и антиправославные стереотипы, которые облегчают им вести политику, направленную на ослабление (если не более) нашей страны. Россия не нужна Западу ни социалистической, ни демократической, никакой.
Упала с неба. Осенью 1582 года в Москву прибыли посланники Ермака с известием о том, что казаки «добыли Сибирь. Их приветствовал весь город». Слова: «Новое царство послал Бог России!» с живейшей радостью повторялись во дворце и на Красной площади.
«Звонили в колокола, пели молебны благодарственные, как в счастливые времена Иоанновой юности, завоеваний Казанского и Астраханского ханств. Молва увеличивала славу подвига: говорили о бесчисленных воинствах, разбитых казаками; о множестве народов, ими покорённых; о несметном богатстве, ими найденном».
Радость москвичей усиливало то обстоятельство, что на Западе в эти дни наши войска терпели поражение одно за другим. Тот же Карамзин говорил по этому поводу: «В то время, когда Иоанн, имея триста тысяч добрых воинов, терял наши западные владения, уступая их двадцати шести тысячам полумёртвых ляхов и немцев, – в то самое время малочисленная шайка бродяг, движимых грубою алчностью к корысти и благородною любовию ко славе, приобрела новое царство для России, открыла второй новый мир для Европы».
И что интересно: завоевание Западной Сибири было осуществлено не только без царского повеления, но даже вопреки его воле и прямому запрету купцам Строгановым (они вооружали дружину Ермака) вольничать в Зауралье. «Иоанн писал к ним, что они самовольно призвали опальных козаков, известных злодеев, и послали их воевать Сибирь, раздражая тем и Князя Пелымского и Салтана Кучюма; что такое дело есть измена, достойная казни» (Карамзин).
Но вот в столицу прибыли посланники Ермака с потрясающей вестью, о восприятии которой царём, его окружением и народом историк высказался весьма образно: «Казалось, что Сибирь упала тогда с неба для россиян».
Грозный очень милостиво принял бывшего разбойника Ваньку Кольцо; объявил ему прощение в прежних его преступлениях и отправил с ним в Сибирь воеводу князя Семёна Волховского и Ивана Глухова с отрядом из трёхсот стрельцов. Самому Ермаку («родом неизвестному, душою знаменитому») царь пожаловал титул князя Сибирского и послал в подарок два золочёных панциря, серебряный ковш и парчовую шубу со своего плеча. А главное, Грозный не рискнул присвоить честь завоевания Сибири себе (как это произошло с Казанским и Астраханским ханствами). «Ни современники, ни потомки, – отмечал Карамзин, – не думали отнять у Ермака полной чести его завоевания, величая доблесть его не только в летописаниях, но и в святых храмах».
* * *
1584 год. Иван IV отдал приказ о начале строительства большого города-порта при впадении Северной Двины в Белое море. Этот город (будущий Архангельск) должен был возместить потерю Нарвы и восстановить торговлю России с Западной Европой через северный морской путь.
Душегубец. В последний год своей жизни Иван Грозный составил ряд списков жертв опричного террора – синодики. В одном из них читаем: «По Малютине списке новгородцев отделал 1490 человек да 15 человек ис пищалей отделано». Это выдержка из отчёта карательного похода на Новгород зимой 1569–1570 годов. Примерно столько же новгородцев было убито после прихода в город самого царя с главными силами опричников.
Много это или не очень? 11,5 % всего населения Новгорода. И по-видимому, число жертв опричного террора занижено, ибо разгром был так сокрушителен, что спустя почти два десятилетия при очередной переписи населения переписчики постоянно отмечали: «двор пуст», «место пусто». И это неудивительно: город понёс потери в населении равнозначные тем, которые наша страна претерпела в годы Великой Отечественной войны (около 10 % на фронтах и мирных граждан). То есть царь тоже вёл войну, но с населением своего государства.
По расчётам Р.Г. Скрынникова, специалиста по эпохе Ивана Грозного, общее число жертв, занесённых в синодики царя, составляет четыре с половиной тысячи. Это, конечно, далеко не все, так как опалы бояр сопровождались погромами их владений, расправами с их ближайшим окружением и простыми людьми. А сколько людей погибло от рук опричников в Твери и по дороге крамольников в Новгород? Никто этого не знает – и жонглируют данными Скрынникова. Вот, мол, всего-то 4500! А, например, в Нидерландах, с 1548 по 1581 год находившихся под властью Карла V и Филиппа II, число жертв дошло до 100 тысяч. В течение одной ночи (23 января 1572 года) во Франции было зверски убито более трёх тысяч гугенотов. И это не возмутило христианский мир. По случаю Варфоломеевской
