Джон Стэк - Корабль Рима
Гиско бросился к поручням и, не останавливаясь, прыгнул за борт. Пролетев десять футов, адмирал упал среди волн; высота, с которой он спрыгнул, и тяжелые доспехи увлекли его глубоко под воду. Сделав энергичный гребок, Гиско вынырнул на поверхность, выплевывая соленую воду. Сильные руки подхватили его под мышки и одним движением втащили в лодку. Затем двое телохранителей взялись за весла, и лодка стала удаляться от карфагенского флагмана. Откашлявшись, Гиско выпрямился и оглянулся на поручни, через которые он только что перепрыгнул. Там стоял римский капитан с искаженным от ярости лицом. Адмирал, испытывавший точно такие же чувства, ощутил, как его захлестывает новая волна гнева.
— Будь ты проклят, римлянин! — крикнул Гиско. — Мы еще встретимся…
— Лучники! — во второй раз рявкнул Аттик, задыхаясь от бессильной ярости.
Командир карфагенян ускользал, этот злодей из злодеев, устроивший резню при Бролиуме и поставивший на колени сицилийские легионы. Аттик обшаривал взглядом море, ища римскую галеру, способную перекрыть карфагенянину путь к спасению. Затем повернулся и попытался найти на палубе лучников. Никого. Он снова посмотрел на лодку, наблюдая, как трое пассажиров подают знаки карфагенской триреме, не участвовавшей в сражении. В ответ на призыв о помощи судно изменило курс. В раздражении Аттик швырнул меч на палубу, почти не слыша громких победных криков, доносящихся со всех сторон с римских галер.
* * *Дуилий медленно шел по штурмовому трапу, внимательно вглядываясь в открывавшуюся перед ним картину побоища. Ему еще не приходилось бывать на поле битвы, и вид смерти мгновенно развеял возбуждение и радость победы. Консул с трудом сглотнул подступивший к горлу ком, стараясь ничем не выдать своих чувств. Вонь была невыносимой: воздух пропитался запахом крови, вспоротых кишок, обуглившегося дерева и человеческой плоти. Римляне — легионеры, моряки, морские пехотинцы и преторианцы — лежали вперемежку с карфагенянами, и общая судьба объединила их в этой кровавой победе.
Римский центурион Капито лежал на палубе, а один из легионеров обрабатывал его рану. Рядом лежал огромный нубийский воин с серым от шока лицом, прижимавший к себе окровавленный обрубок руки.
У мачты стоял капитан Переннис в окружении остатков своей команды, людей, которые перебежали по «ворону» на вражескую палубу, чтобы закрыть брешь в боевом порядке легионеров, и решили исход битвы за флагман карфагенян. Капитан отдавал распоряжения помощнику — установить контроль над карфагенским кораблем и освободить всех рабов в трюме.
Море к западу от «Мелкарта» было усеяно обратившимися в бегство карфагенскими галерами. Примерно половине вражеского флота удалось ускользнуть; большинство беспорядочно отступало, и лишь небольшая часть шла неровным строем вслед за квинквиремой. Дуилий не стал отдавать приказ о преследовании врага, понимая, что элемент внезапности от использования «ворона» уже исчерпан, а в открытом море карфагеняне по-прежнему имеют преимущество. Он сожалел об упущенной возможности уничтожить неприятельский флот и сознавал, что вскоре Классис Романус вновь придется столкнуться с ним.
Дуилий увидел, что опцион ведет группу рабов с нижней палубы, и без особого интереса скользнул по ним взглядом — их жалкий вид не вызвал никакого отклика в утомленной душе консула. Он уже собирался отвернуться, когда его внимание привлек человек, шедший последним. Грязный, одетый лишь в оборванную тунику, он держался прямо, а его глаза горели живым огнем. И только после того, как эти глаза обратились на Дуилия и в них вспыхнула ненависть, консул наконец узнал Сципиона.
* * *— Проклятье! — заорал Гиско, спускаясь по трапу в порту Панорма. Его лицо исказилось от ярости при виде экипажей галер, спускавших убитых и раненых на причал; удача отвернулась от них, и они пали духом. — Возвращайтесь на свои галеры: битва еще не окончена…
Экипажи карфагенских кораблей разбегались при виде рассекающего воздух меча адмирала — некоторые возвращались на галеры, но большинство бежали в город. Вокруг Гиско образовалась пустота, которую он заполнял отчаянием и злобой. Узнав капитана одной из галер, адмирал подбежал к нему, схватил за плечо и уперся острием меча ему в горло, так что капитан был вынужден привстать на цыпочки.
— Кто дал приказ отступать? — Гиско слегка повернул меч, и на шее капитана появилась капля крови.
— Командующий Барка… — запинаясь, пробормотал капитан, глаза которого широко раскрылись от страха.
— Барка! — зарычал Гиско, швырнув капитана на землю.
Повернув меч, он стал избивать капитана плоской стороной лезвия, сломав руку несчастного, пытавшегося защититься. Гнев его не знал границ. Капитан молил о пощаде, но адмирал оставался глух к его крикам. Внезапно меч Гиско был остановлен другим клинком, и от неожиданности адмирал едва не выпустил оружие из рук.
— Возьмите его! — приказал Барка, приставив меч к горлу Гиско.
Телохранители Гамилькара бросились вперед и скрутили сопротивлявшегося адмирала.
— Отпустите меня! Я прикажу живьем содрать с вас кожу за подобное оскорбление. А тебя, — прорычал Гиско, повернув искаженное злобой лицо к Гамилькару, — я распну за трусость!
— Нет, адмирал, — ледяным голосом ответил Гамилькар. — Это я прикажу распять тебя в наказание за поражение.
— Ты не посмеешь! — вскинулся Гиско. — Здесь командую я. Эти люди подчиняются мне.
— Они подчиняются Карфагену! — повысил голос Гамилькар, дав волю гневу. — А на Сицилии Карфаген — это я!
— Ты не посмеешь! — повторил адмирал, но теперь в его голосе звучал страх.
— Я посол Совета и сын Карфагена, а ты предал их… Уведите его!
Телохранители поволокли адмирала, выкрикивавшего обвинения в предательстве, к казармам. Не обращая внимания на вопли, Гамилькар приказал заняться ранеными и убитыми.
Мертвые лежали аккуратными рядами — с руками, скрещенными на груди, в ожидании путешествия в царство Мота. Гамилькар с уважением посмотрел на них, запоминая лица. Они храбро сражались за свой город, и Гамилькар прошептал молитву Танит, верховной богине Карфагена, прося позаботиться о душах павших в бою. Погребальные костры очистят тела мертвых и отправят их души к богам.
Сегодня Гамилькар будет скорбеть по мертвым. Завтра расплата за поражение ждет живых. Пока будут остывать угли погребальных костров, Гамилькар ожесточит свое сердце.
ЭПИЛОГ
Гай Дуилий победно вскинул руку, вступая на Форум во главе триумфальной процессии. Площадь была до краев заполнена жителями Рима — их число увеличилось благодаря обещанию бесплатной раздачи вина и хлеба в честь победы Классис Романус в битве при Милах четыре недели назад. На голове Дуилия красовался венок из трав — награда, которая вручалась только военачальникам, спасшим осажденную армию, — а одет он был в парадную пурпурную тогу, расшитую золотом, подарок благодарных граждан Рима.
