Роберт Лоу - Белый ворон Одина
Увы, подлый изменник был мертв. Из груди у него торчал топор с длинной ручкой. Гирт так глубоко вогнал его в тело Фарольва, что Финнлейт и Глум Скулласон вдвоем едва смогли вытащить. Неподалеку я увидел Финна, он горестно склонился над телом мертвого Рунольва. В беднягу угодило сразу две стрелы — видать, лучников не сразу смогли снять с крепостного вала.
— Как мертв?! — послышался пронзительный крик Владимира. — Мы все равно посадим его на кол.
Гирт заворчал, как потревоженный медведь в берлоге.
— Он мой! Это я убил его. И он останется лежать у ног Рунольва Заячьей Губы.
Финн медленно выпрямился, словно очнувшись ото сна. Некоторое время он непонимающе моргал, затем потянулся, чтобы схватить Стейнбродира за штанину. Они так и застыли, пустыми глазами глядя на маленького князя.
Владимир сердито нахмурился. Однако затем он уловил во взгляде Финна нечто такое, что счел за благо отступиться. Я до сих пор благодарю за это всех богов. Все-таки, как ни крути, а мальчишка с четырех лет княжил в Новгороде и подчиняться чужой воле не привык. Одному Одину известно, чем бы закончился его спор с побратимами…
— Вы славно сражались, — объявил Владимир и добавил после краткого раздумья: — Я согласен, поступайте, как знаете.
— Не так уж плох этот малец, — проворчал Гирт.
Что касается Финна, он как-то сник, постарев разом на десять лет. Медленно поднялся с земли и повернулся ко мне, отряхивая снег с колен. В руке он по-прежнему сжимал зазубренный топор, в глазах плескалось отчаяние.
— Как же так, Орм? — проговорил Финн, и в голосе его звучала бессмысленная мольба. — Это же Рунольв Заячья Губа! Мы повсюду плавали вместе…
Я не нашел, что ему ответить. Да, их осталось совсем немного, наших изначальных побратимов. Едва ли наберется, чтобы управлять легким ялом… А ведь семь лет назад, когда я сопливым мальчишкой поднялся на борт «Сохатого фьордов», там была полная команда, шесть с лишним десятков человек.
— Да уж… Что и говорить, тяжела жизнь на море, — пробурчал Онунд Хнуфа, оттесняя в сторону княжеского коня.
Исландца всегда легко узнать по простодушной бесцеремонности, с какой он обращается к любому человеку, независимо от его звания и чина.
— А сейчас, ребятки, пойдемте-ка, разыщем того проклятого пса, — закончил фразу Хнуфа.
13
На самом деле они нас совсем не знали, эти славяне из новгородской дружины. Они видели в нас простых северных оборванцев, многие из которых в прошлом были вне закона. Для них мы были шайкой разбойников и не шли ни в какое сравнение с воинами, что все свое время тратили на совершенствование боевых навыков.
Конечно же, все они понаслышке знали о нашей победе над чешуйчатыми монстрами Малкиева, но вот в настоящем деле никогда нас не видели. Поэтому молниеносность, с которой мы захватили неприступную с виду крепость, произвела должное впечатление. И то сказать, на штурм городища мы затратили меньше времени, чем на поиски и поедание злополучного пса. А оставшиеся в живых защитники крепости до сих пор трепетали при виде суровых норманнов.
Зато местные жители остались нами довольны. Против их ожиданий, мы не бегали, как безумные, по улицам, убивая и насилуя всех подряд. Мы даже особо не грабили, чем заслужили неизбывную благодарность. И вообще, их мнение о викингах сильно улучшилось, что, впрочем, могло сослужить им плохую службу в будущем. Боюсь, в следующий раз, когда у их порога покажутся пришлые норманны, бедным жителям понадобится помощь всех богов. Если, конечно, эти норманны не будут настолько голодными и замерзшими, что предпочтут краюху хлеба в теплом углу увлекательной погоне за женскими юбками. Что касается нас, мы оказались именно такими несчастными викингами. Долгий изнурительный поход настолько истощил наши силы, что после штурма крепости мы были не способны ни на какие подвиги.
Юный Владимир настолько зауважал северян, что стал с нами отменно любезен. Сигурд — единственный человек, которому было доподлинно известно, на что способны викинги, — чувствовал себя именинником. На протяжении нескольких дней он улыбался во весь рот и что-то доказывал Добрыне. Тот слушал молча и бросал на нас оценивающие взгляды.
Все остальные — что дружинники-славяне, что бывшие хирдманны Клеркона (не говоря уж о бесправных траллах) — держались тише воды и ниже травы. Всякий раз, когда мы оказывались по соседству, от них ощутимо разило страхом — не хуже, чем дерьмом от нужника. Повсюду только и разговоров было, что о йомсвикингах. Кстати, в рассказах этих присутствовала немалая доля истины, поскольку чертовы венды с острова Волин попросту присвоили добрую половину наших историй, попутно преувеличив собственные подвиги. Так что нас вполне можно было спутать с йомскими витязями.
Правда, между нами существовали ощутимые различия. Например, в том, как мы относились к женщинам. Если йомсвикинги вообще отрицали семью (как известно, женщины и дети не допускались в их крепости), то наше Обетное Братство принимало женщин гораздо терпимее. Как сказал Финн, мужчина без женщины очень быстро превращается в кастрированного христианского попа. А нам, полноценным воинам, это ни к чему.
Посторонние посмеивались, хоть и несколько опасливо. Все-таки подобная слава заставляет держать ухо востро, даже если и знаешь, что все — сплошные враки. В самом деле, поди угадай, где правда, а где ложь у этих скальдов. Да они тебе все, что угодно, напоют в своих сагах, лишь бы заслужить сытный обед и золотой браслет на предплечье. Могут, например, рассказать, что море — одна бесконечная пустыня. Да еще сделают это так складно, что поневоле поверишь. Я-то давно уже понял, что все байки сочиняются по заказу богатых правителей, знающих цену хорошим сказителям. Таких, например, как князь Владимир.
Ближе к вечеру я получил приглашение в княжескую палату. Владимир со своей свитой расположился в самом лучшем из домов, какой удалось разыскать в степном городище. Подобное приглашение равносильно приказу, да мне и самому хотелось послушать, что скажет юный князь.
Владимир встретил меня благосклонно. Рядом, как всегда, сидел Олав Воронья Кость, а за спиной маячил дядька Добрыня, рассеянно поглаживавший седую бороду. Сигурда я поначалу не разглядел — он стоял в тени, и лишь блеск серебряного носа выдавал его присутствие.
— Мы еще не обговорили твою долю в той горе серебра, которую намереваемся отыскать, — пропел Владимир своим тонким мальчишеским голосом.
— И, кстати, ярл Орм… не стоило тебе так рисковать своей жизнью во время сражения, — благодушно пожурил меня Добрыня (на губах его играла приветливая улыбка, которая, однако, не добиралась до глаз). — В конце концов, ты ведь единственный человек, знающий дорогу к кладу.
