Николай Энгельгардт - Граф Феникс
– Но вы известны также и под именем графа Феникса?
– Иногда меня и так называют.
– Очень хорошо. Но доктор Роджерсон жаловался, что вы, не имея ученого диплома, занимались в нашей столице лечением и тогда прозывались Фридрихом Гвальдо. Какое же имя ваше настоящее.
– Великая монархиня! – торжественно сказал магик. – Истинное имя мое одно – Человек. В сем звании исшел я их рук Великого Строителя Вселенной. Из лучшего небесного эфира создал он формы моего сердца, запечатлел в нем, как в некоей книге, глаголы истины и послал вещать правду царям и пастухам.
– Очень хорошо, господин Человек! – склоняя долу голубые очи, сказала императрица. – Но в империи нашей есть лучшее наименование. Состоящие в подданстве нашем и в повиновении у господ именуются «души». Тем не менее, всякий должен иметь определенное собственное имя и на него особливый документ.
– Как, великая мыслительница, на благо своих народов начертавшая мудрый «Наказ», требует у меня документа на человеческие права и звание? Не образ ли божества на мне? Не дышу ли я тем же воздухом, что и ваше величество? Не женская ли утроба в девять месяцев образовала из земного праха и меня и вас? Вы – монархиня седьмой части света. Но и я – монарх той свободной области духа, где нет ни застав, ни шлагбаумов, где дух сообщается с духом свободно, и узнают они друг друга без труда, и свободно переносятся с одной планеты на другую. Подлинно величественна власть ваша, государыня! Но в области духа велика моя!
– А, так вы – монарх области духов! Очень рада познакомиться с вашим величеством, – собеседница при этом слегка присела.
«Монарх области духов» самым величественным поклоном отвечал императрице.
– Бедная я вдова! – продолжала Екатерина. – Не знала, что столь великая августейшая особа пребывает в пределах моей империи, и не позаботилась воздать ей подобающие почести.
– О, государыня, – проникновенно сказал Калиостро. – Какие почести можно воздать человеку или духу? Самим Творцом духов и всякой плоти почтен он и осыпан бесчисленными дарами. Даны ему воля свободная и свободная совесть. Дан разум и высокая способность речи. Даны жажда истины и бессмертная душа. Но если, о справедливая царица, хотите подлинно воздать должную почесть человеку в землях ваших, уничтожьте тлетворное подчинение одного человека другому, во всем ему подобному, истребите рабовладение!
– Я совет ваш весьма к сердцу принимаю, – отвечала императрица. – Впрочем, в пределах империи уничтожила я звание раба. Только в попечении находятся крестьяне у господ своих, и поверьте, многие живут не скудно. Но теперь не о том у нас речь. Вы назвали себя монархом области духов. Так любопытно узнать, какова власть этих воздушных монархов и на что она простирается?
– Как адепт сокровеннейших знаний могу даже воскресить мертвого, – важно сказал Калиостро.
– Совершенно обратно нам, земным монархам. Мы воскресить умершего не можем, но зато нам дана власть живых отправлять в царство мертвых.
При этих словах лицо императрицы выразило такое грозное величие, что магик ня мгновение растерялся, побледнел и затрепетал.
Но тут же овладел собой и нашелся.
– Всему свету, однако, известно, что ваше величество всеми силами остерегаетесь часто пользоваться этой властью! – с льстивой улыбкой сказал он.
– Да, кроме немногих злодеев, казнь в империи нашей, благодарение Богу, совершенно не применялась в наше царствование. Но скажите, почтенный монарх духов, какими еще прерогативами вы наделены?
– Обладая тайной превращения металлов, могу простой свинец превратить в высокопробное золото, – отвечал Калиостро.
– Свинец в золото? Только-то? Но я, бедная российская императрица, могу простую бумагу в золото превратить. Для этого нужно лишь изобразить мой портрет. Подданные мои так меня любят, что охотно в торгах берут такую бумагу в означенной на ней цене.
– Действительно, тут власть вашего величества огромна! Но повелители духа часто самих земных монархов на престол возводят. Вот, например, граф де Сен-Жермен, – продолжал Калиостро, и глаза его, вынырнув из-под бровей, заметались. – Я слышал от него о многих услугах, оказанных им одной принцессе в достижении трона. Перстень, сияющий на руке моей, вручен мне им.
Едва Калиостро произнес эти слова, лицо Екатерины побледнело и застыло, как гипсовая маска. Но тут же чудесно преобразилось. С самой милостивой, обворожительной улыбкой государыня сказала магику:
– Весьма довольна знакомством, граф. Беседа с вами столь же приятна, сколь и поучительна. Но хозяин сей дачи меня ожидает. Не имею времени с вами дольше оставаться. Но скоро пришлю вам своего хорошего приятеля, Степана Ивановича. Через него я буду иметь о вас полные сведения. Прощайте! – милостиво кивнув, императрица вышла из пагоды, в то время как несказанно обрадованный счастливым оборотом беседы итальянец, осчастливленный представившейся возможностью через доверенное, близкое к российской императрице лицо с ней сноситься, провожал ее нижайшими поклонами.
ГЛАВА LXXVIII
Степан Иванович
Государыня вышла из пагоды, улыбаясь. Лев Александрович видел, что магик снискал благосклонность великой монархини. В самом деле, государыня изволила справляться, где живет граф Калиостро.
Лев Александрович сообщил, что светлейший князь Потемкин поместил магика и его жену в одном из своих петербургских домов и что слух прошел, будто светлейший прелестями Калиостерши сильно прельщен. Это, видимо, весьма заинтересовало императрицу. Она продолжала спрашивать обо всем, что только было известно Нарышкину о приключениях Калиостро в столице, о различных исцелениях и чудесах, показанных им.
– Из интереса вашего к сему кудеснику, – заметил Нарышкин, – должно ли думать, государыня-матушка, что граф перед вашим величеством отличился.
– И весьма, – сказала государыня и попросяа вести ее на дачу.
Когда императрица, Корсаков, Нарышкин и его дочери проследовали живописной дорожкой между молодыми березовыми рощами к храмоподобному летнему дому с колоннадами, портиками, светлому и веселому, соответствующему живому и блещущему юмором характеру обитавшего в нем вельможи, Калиостро, очень довольный свиданием с монархиней и не сомневаясь в благоприятном впечатлении, произведенном на нее, вышел из китайской пагоды и прошел в соседний павильон, чтобы переодеться там в обыкновенное платье. Его ждала госпожа Ковалинская. Она бросилась к нему в крайнем возбуждении, торопясь узнать, каково было свидание «божественного» с премудрой северной Семирамидой. Калиостро самодовольно улыбнулся.
