Эрнест Капандю - Рыцарь в черном плаще
— Начнем, — сказал Дюпре, выходя на сцену. — Прошу занять свои места.
II
Визит Петушиного Рыцаря
— Итак, Аллар, пока не пришли Комарго и Сале, повторите это па.
— Отсюда начать, месье Дюпре?
— Да, моя красавица.
Дюпре отошел немного влево, к авансцене.
Аллар, прелестная восемнадцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми глазами, гибким станом и удивительно стройными ножками, стала в третью позицию.
— Пятую! — сказал Дюпре. — Скрестите ноги совсем… Чтобы носок левой ноги совершенно касался пятки правой ноги… Вот так! Опустите руки… Так! Наклоните голову направо… пусть ваша поза будет естественной…
Аллар в точности исполняла команды. В этой позе она казалась нимфой, готовой к полету. Дюпре смотрел на нее как тонкий знаток и сделал одобрительный знак головой.
Затем он взял свою скрипку и сыграл на ней мелодию танца.
— Хорошо, хорошо, — говорил он, глядя, как Аллар танцует, — очень хорошо! Наклонитесь теперь медленно, как бы для того, чтобы поднять что-нибудь с пола… постарайтесь это проделать, не сгибая ноги… еще… еще…
Вдруг он сильно ударил по скрипке и закричал:
— Да не так! Три раза вы пробуете это движение, и оно не становится лучше…
— Месье Дюпре, я делаю, как вы мне сказали, — проговорила со слезами на глазах Аллар.
— Да нет же!
За кулисами послышался звонкий голос, напевающий модный куплет.
— А! Это Сале, — сказал Новерр, сделав пируэт, который он кончил низким поклоном.
Сале в костюме балерины вышла на сцену.
— Где же Комарго? — спросила она, осматриваясь вокруг.
— Вот она, — ответил Дюпре, указывая на белую тень в глубине сцены.
Первые слова Комарго были: «Где Сале?» Первые слова Сале были: «Где Комарго?» Эти два вопроса как нельзя лучше обрисовывают положение дел.
Восхищаясь талантами друг друга, Комарго и Сале не могли не чувствовать друг к другу самой сильной зависти. Каждая имела свои успехи, своих поклонников, свои характерные танцы. Солисты и групповые танцоры окружили двух знаменитостей. Комарго и Сале поздоровались.
— Милая моя, — сказала Комарго, — вы знаете, что мы танцуем этот балет в Фонтенбло на будущей неделе?
— Да, — ответила Сале, — герцог Ришелье сказал мне об этом вчера. Король едет на войну и до отъезда хочет посмотреть, как мы танцуем.
— Не он, а маркиза…
— Маркиза? Какая маркиза? — спросил Дюпре.
— Новая, — смеясь отвечала Комарго.
— Какая новая маркиза?
— Помпадур.
— Помпадур? — повторил Дюпре. — Я не знаю этого имени.
— Теперь уже знаете.
— О ком вы говорите?
— Спросите у Аллар. Турнегем ей об этом сказал.
— Но кто же эта новая маркиза?
— Мадам д'Этиоль, урожденная Пуассон, а теперь пожалованная титулом.
— Туда ей и дорога!
— Она официально объявлена фавориткой, имеет апартаменты в Версале и недавно представлена ко двору как маркиза де Помпадур.
— Мать ее умерла, наверное, от радости, — прибавила Сале.
— Именно так. Мадам Пуассон была больна. Когда ей сказали, что дочь ее объявлена любовницей короля, она вскричала: «Дорогая Антуанетта! Я всегда говорила, что ты достойна короля! Мне нечего больше желать!» И умерла.
— Нет слов, д'Этиоль достигла прекрасного положения.
— Да, да! — сказали, вздыхая, другие танцовщицы.
— Но у нее уже появились враги.
— Разумеется, и первый — Морпа, который сочинил смешную эпитафию на смерть ее матери.
— Если Морпа поспешил написать свою едкую эпиграмму, — сказала Сале, — то и Вольтер не терял времени и в стихах выразил невероятную лесть новой маркизе.
— Я ничего не знаю об этом, — сказала Комарго с искренним изумлением.
— Неудивительно, так как Вольтер написал свой мадригал сегодня ночью, а мне его прочитал только утром.
— В котором часу? — спросила Комарго, ядовито улыбаясь.
— После того, как ушел от вас, — сказала Сале.
— Значит, он вам долго читал, так как он ушел от меня в первом часу ночи.
— Вольтер так хорошо пишет, — сказала смеясь Аллар, — что ничего нет удивительного, если Сале слушала его всю ночь.
Сале прочитала мадригал, вызвавший общее одобрение.
— И что, король серьезно увлечен этой дамой? — спросил Новерр.
— Влюблен, как никогда прежде, — отвечала Комарго. — С минуты их разговора на последнем балу в ратуше, то есть в течение двух месяцев, он написал ей более 40 писем, запечатанных одной и той же печатью, на которой вырезан девиз: «Скромный и верный».
— А ее муж? — спросил Дюпре.
— Конечно, со временем он утешится, но сейчас он в отчаянии. Смешно слушать его жалобы на свою участь. Его можно видеть разъезжающим по улицам Парижа с заплаканным лицом. Он вздыхает и проклинает свою судьбу: «Моя жена, моя Антуанетта в Версале! Неблагодарная, жестокая!» И шлет ей письмо за письмом.
— Это правда, — сказала Аллар, — доказательством тому служит, что он поручил своему дяде Турншеру…
— Который отдал бриллианты Петушиному Рыцарю, — прибавил Новерр.
— Он поручил своему дяде, — продолжала Аллар, не обращая внимания на шутку Новерра, — передать письмо жене, в котором писал, что все ей простит, если она вернется в его дом.
— Ну и что же?
— Мадам д'Этиоль показала письмо королю, — сказала Сале.
— Неужели?
— Да! Король, прочитав его, сказал: «Ваш муж честный человек!» После этого король поручил Ришелье все уладить. Герцог, в свою очередь, поручил шести мушкетерам совершить путешествие вместе с Ле Норманом в Авиньон, и в настоящее время злополучный муж проводит время в папских владениях.
— Его утешит, — прибавила Комарго, — место главного откупщика.
— И он скоро вернется в Париж. Бедный д'Этиоль, как и его дядя, не может существовать без Оперы. Не правда ли, Аллар?
— Для его жены очень кстати приобрести новое имя, — заметил Дюпре.
— Для того и дали ей титул маркизы Помпадур. Ее апартаменты будут во всех королевских дворцах, а для того чтобы она могла жить не нуждаясь, король назначил ей 500 тысяч фунтов в виде ренты и 750 тысяч на покупку земель и дворца Креси.
— Вместе с 500 фунтами, которые ей дал Машо за место главного контролера, отнятое у Орри, — сказала Комарго, — это составит около двух миллионов.
— Заработанных в два месяца!
— А брат ее, назначенный главным директором построек, а маркиз Вандиер…
— Однако какие перемены при дворе! Кто знает, что еще случится!
— Милостивые сударыни, — сказал Дюпре, — все это интересно, но время идет, а мы не репетируем. Прошу вас на места!
Музыканты заняли места перед своими пюпитрами, а групповые танцоры отодвинулись в глубь сцены.
— Когда поднимется занавес, — сказала Сале, — я должна лежать на этой скамье.
