Э Хайне - Ожерелье голубки
Я не боюсь.
Я свободен.
Ночью к Орландо не шел сон. Бога нет. Какая ужасная мысль! Невероятно. Какое безумие!
Снова и снова его взгляд поднимался к звездам, будто там он надеялся отыскать ответ. Как пуст был мир без Бога! «Чтобы быть, мне необходим Бог».
То же касалось и Адриана. Да, и его тоже.
* * *
Рамадан достиг своей кульминации. Тела были изнурены постом. Стражники на стенах крепости будто онемели от воздержания. Только их одежда еще колыхалась на ветру. Даже галки умолкли, потому что и им пришлось подчиниться жестокому ритуалу. Не было никого, кто бы их покормил. Вся человеческая активность сводилась к пяти дневным молитвам.
Сад тоже был закрыт. Ночи стояли безлунные, дни тянулись долгие и пустые.
Сайда, которая обычно ходила с открытым лицом как мркчина, скрыла его на время поста.
Белое тонкое покрывало на ее волосах и лице напоминало Орландо только что выпавший снег. Каим был единственным, кому не мешало воздержание. Он постоянно жил как аскет.
Орландо проводил много времени в библиотеке.
Чтение было не только самой приятной возможностью убежать от реальности, но и своего рода наслаждением, потому что благодаря ущемлению телесной функции ум становился яснее и светлее, как небо над снежными вершинами.
Именно в библиотеке Орландо узнал о том, что Шахна нарушил Рамадан. Он прорвался за границы сада. Опьяненный вином, он лежал подле своей жены. Новость разожгла всеобщее возмущение.
В тот же день Каим свершил суд над ним. Действо было открытым для всех согласно исламскому праву.
Во дворе мечети они собрались. Никто не уклонился. Никто не произносил ни слова. В зловещем молчании, как удар топора, прозвучал приговор: смерть от меча!
Потому что написано: «Кто оскорбляет Аллаха и нарушает его законы, тот поплатится жизнью». Приговор будет приведен в исполнение завтра утром, на восходе солнца.
Однако этого не произошло. Когда они пришли за ним, палач монголов лежал мертвым на своей постели. Он перегрыз себе вены. Его окровавленные губы кривились в мрачной усмешке, словно хотели сказать: «Шахна Аламута не позволит заколоть себя как овцу! Решение о своей смерти я принимаю сам».
Умершего отнесли на носилках в большую залу смертников.
Мужчины крепости попрощались с ним как с комендантом крепости, будто он погиб в бою. Смерть искупила его вину.
Когда Орландо поздно вечером спустился в зал, Каим стоял возле мертвого. Казалось, он разговаривал с ним.
«Существует жизнь после смерти?» – подумал Орландо.
И Каим, как бы отгадав его мысль, отозвался:
- Как зародыш в теле матери уже причастен к жизни, так и в умершем еще теплится жизнь. Потому что жизнь пробуждается постепенно, она медленно зреет, и так же уходит. Вместе с замирающим дыханием гаснет и наше зрение, но остаются другие ощущения. Еще часы после остановки сердца человек может видеть. Все древние народы знали: траурный плач – это последняя реальная связь с ушедшим.
Орландо спросил:
- Вы думаете, мертвый понимает нас?
- Его сознание погасло. Он воспринимает нас органами чувств, как слушают музыку. Восприятие. Само слово говорит за себя. Восприятие может быть яснее, чем бодрствующий разум.
Каим коснулся висков мертвого и прошептал:
- Взгляни на него. В нем еще остается жизнь. Волосы и ногти продолжают расти, словно ничего не произошло. Скоро погаснет и эта свойственная растениям форма жизненной силы. В конце навсегда догорит последняя искра жизни. Это может длиться не один день. И тогда останутся только совершенные дела.
Орландо спросил:
- Как же можно карать за богохульство, если Бога нет?
Каим ответил:
- Какое отношение к этому имеет Бог? Шахна нарушил божественный порядок. А этот порядок действительно божественный, потому что только один он возвышает нас над другими живыми существами. Человек, который выбивается из этого порядка, опускается на уровень животных, потому что следует природному, прочно установленному порядку своего вида. Сокол знает, как строить гнездо. Почтовый голубь находит правильную дорогу. Овца ведает законы стада. Человек же нуждается в заповедях. Я сам подчиняюсь этому порядку. Ему я пожертвовал своих сыновей. Его соблюдение определяет цену общества. По этой причине в раю необходимо больше запретов, нежели в аду.
* * *
В большой башенной зале над палатином магистр собрал двенадцать мудрецов Ордена.
- Случилось ужасное, – сказал он. – Mus micro-tus, Землеройка, наш лучший агент, мертв. Кто бы ни были убийцы, они хотели вырвать у жертвы тайну, которая была для них чрезвычайно важна, иначе они не действовали бы так жестоко.
- Как? – спросил старый Жирак.
- Они закопали его стоймя, как дерево, тахс что из земли торчала только его голова. Сверху они поставили железное ведро и выпустили голодную крысу. Она выгрызала плоть с его лица, пока он оставался в сознании.
- Что вы говорите? Вы хотите сказать…
- Да Когда его нашли, крыса объела его до костей: нос, губы, веки, уши.
- Прекратите! Меня тошнит.
- Мы должны предположить, исходя из такой дьявольской пытки, что брат Бенедикт выдал все, что хотели узнать мучители.
- И что это было?
- В поисках мотива для убийства герцога Людовика брат Бенедикт вышел на верный след. Конечно, он был почти у цели. Наш противник теперь знает, что мы послали близнеца в Аламут, что их перебежчик в действительности наш агент.
- Тогда жизнь Орландо не стоит и гроша.
- Мы должны предупредить его – немедленно!
- Мы предупредим его.
* * *
Свечи тускло освещали помещение, воздух был обременен тяжелым ароматом мускуса и сандалового дерева. Они вместе купались и втирали масло в тело. Теперь они сидели, сплетясь ногами, обнаженные, на шелковом ковре, пили вино, с подмешанным в него возбуждающим растительным экстрактом. Воздух, казалось, вибрировал. Хизуран тяжело дышала. Ее пышная грудь поднималась и опускалась. Она тихо стонала, когда Орландо касался ее. Ее глаза закатились в экстазе, голова откинулась назад, когда Орландо вошел в нее. Сильная волна счастья охватила ее. Сладострастие было написано на ее лице.
Аиша смотрела на нее похотливо и робко. Ее желание было разбужено, возбужденное похотливостью других. Орландо вдруг повернулся к ней. Страстный зов другой плоти! Дыхание вожделения на молочно-белой коже!
- Иди, маленькая жемчужина, дай поцеловать тебя. Я хочу тебя понюхать, попробовать на вкус. Я люблю солоноватый вкус твоей кожи. На каждом месте тела кожа имеет собственный вкус. Я люблю звуки твоего тела, похотливое чавканье твоего лона, прожорливого, впитывающего, сладкого… ожерелье голубки!…
