Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
Полагаю, до Анатолия дошли слухи о браконьерах на Трофимовой ферме (Тюрючок не делал из этого секрета) и он отправился на разведку. Ни раньше ни позже! Приемлемых вариантов у меня не было. Не выскакивать же из «Волги», срывая бороду, размахивая руками и крича во все горло: «Не стреляй! Это я, Валерий!»
Развернуться и попытаться скрыться – не умнее. По бездорожью от «Нивы» не уйдешь, плюс большая вероятность получить пулю в спину. Как на грех, я поленился надеть бронежилет – таскай его по жаре. Идиотская ситуация!
И все же я обрадовался ей. Говорят, ожидание праздника лучше самого праздника. Вот так и ожидание момента совершения преступления мучительнее самого преступления. Я обрадовался, что это ожидание закончилось, и ринулся навстречу «Ниве» и судьбе. Как в омут головой.
Подробности боестолкновения известны со слов Анатолия. От себя повторю: убивать приятеля я не собирался, стрелял по рукам, а когда он выпрыгнул из машины – и по ногам. Но чтобы он не заподозрил, что кто-то играет с ним в кошки-мышки, один раз чиркнул по щеке и всадил кучу пуль в область сердца – я не сомневался, что, в отличие от меня, Анатолий не поленился надеть бронежилет. Я рад, что не ошибся в своих предположениях и худо-бедно, но сделал, что задумал.
После этого я спрятал в лесу «Волгу» и сосредоточился на своих проблемах: пара пуль зацепила плечо и одна бедро. Хорошо хоть кости не задели. И эти проблемы нужно было срочно решать. Я не сомневался, что Анатолий может заподозрить в нападении и меня. Вид моих ран превратит подозрения в уверенность. Да и моим новым знакомым знать о них было ни к чему.
Я долго колдовал над своими ранами: благо аптечка, равно как и коллекция оружия и экипировка «оборотней», вызывала уважение. (Они основательно подготовились к визиту в Тихоновку, предусмотрели, казалось бы, все, но я не дал им возможности развернуться.) После этого я переоделся в свою одежду и отыскал заветный, из детства, залив. В нем я поймал двух щук. Третья разнесла в щепки мое удилище, оборвала леску – и я возвратился в лагерь.
Позже выяснилось, что старался я не зря. Анатолий, вопреки фактам и здравому смыслу (в чутье ему не откажешь), заподозрил почему-то именно меня. Даже обидно! Неужели он знал меня лучше, чем я самого себя?
Добравшись до лагеря, он устроил моим новым знакомым форменный допрос. И даже то обстоятельство, что я с Гришей был на рыбалке, поймал двух щук, не развеяли его подозрений. Как и то, что на него напала не малиновая «семерка», а черная «Волга».
И только разговор с теткой Варварой заставил Храмцова смириться с мыслью, что к покушению на его жизнь я не имею ни малейшего отношения. Ведь как-никак, а он тоже классный стрелок, выпустил в «Волгу» две обоймы. Если бы за затемненными стеклами скрывался я, то… вряд ли «вышагивал как гусь между грядками с лейкой в руке и ржал как конь».
На следующий после этой стычки день я заявил Тихоновичу, что хочу найти якобы потерянные часы, и отправился в лес к черной «Волге». Ее нужно было срочно спрятать более основательно – вчера не до того было. Перегоняя машину в надежное место, я столкнулся с Тюрючком, который на своем мотоцикле ехал на Трофимову ферму к друзьям-браконьерам. Шурик не мог разглядеть меня через тонированные стекла. Он съехал с дороги, пропустил меня и поехал дальше.
В лагере я похвалился якобы найденными часами перед Тихоновичем и отправился в райцентр – навестить в больнице Храмцова. Там я принялся разыгрывать роль преданного заботливого друга.
Пообещал ему содействие в ремонте «Нивы» и выполнил свое обещание. Но попутно, подготавливая машину к ремонту, я не просто отмыл салон от крови, но и наполнил этой кровью литровую банку и спрятал ее. На всякий случай! Подумал и наскреб отверткой в целлофановый пакет 2–3 грамма синей краски с покореженной дверцы. Опять же на всякий случай!
Позже, когда Леха отремонтировал «Ниву», я покатался на ней, проверяя качество ремонта. Неподалеку от «Эльдорадо» я даже съехал к реке по глинистому склону и оставил на нем более или менее четкий след от колес… Уже тогда я начал догадываться, что Боливар может и не выдержать двоих. Эта догадка неприятно поразила меня. Физическая боль отчасти заглушала недобрые предчувствия.
Обезопасив тыл, я занялся поиском Чернова на… зеленом «москвиче» застреленных мной «оборотней». Я упоминал об этом, но по понятным причинам не уточнил, чей именно этот «москвич». Забыв про сон, еду и все на свете, искал друга и Гриша. Позже к поискам присоединился и Анатолий – я так и не сумел вывести его из игры.
К оранжевой палатке я вышел немного позже конкурентов. Это не имело особого значения: для них операция на этом завершилась, а для меня только начиналась. Утром я возвратился к оранжевой палатке уже на другой машине тех же «оборотней» – на черной «Волге».
Последующие события описаны, и не раз. Добавлю, что, покончив с братками и собаками, я спрятал Чернова и «Волгу» на Трофимовой ферме. На это ушло больше времени, чем я планировал, и именно поэтому Гриша нигде не мог найти меня в то утро. Пришлось соврать про любовницу. И опять все сошло с рук. Никто ничего не заподозрил. Вот что значит имидж!
Но мое натужное торжество (чему радоваться – убийство на убийстве) было недолгим. На следующий же день выяснилось, что от пыток (на нем места живого не было!), голода, страха, комаров Женя снова сошел с ума. Эти уроды так ничего и не поняли, ничему не научились и снова наступили на те же грабли.
Выбор у меня был невелик: отступиться от сокровищ или попытаться шантажировать Сухарева-старшего. Честное слово, я готов был отступиться и горячо, чуть не со слезами уговаривал Тихоновича употребить власть по отношению к сыну, запихать его в зуевскую «девятку» и убраться с ним восвояси…
Но Сухаревы остались, и
