Артур Конан Дойл - Сэр Найджел Лоринг
Все рыцари и оруженосцы повернулись, так и пожирая его глазами. Бомануар обвел взглядом сидевших за столом: иссохшего сенешаля, светловолосого гиганта, румяного юного Найджела, сурового Ноулза, желтого, похожего на ястреба, Кэлвели — все они горели одним и тем же желанием. Француз широко улыбнулся беззубым ртом и сказал:
— Ну, я вижу, сомневаться в доброй воле ваших людей не приходится, да я и был в этом уверен еще прежде, чем отправился к вам. А теперь подумайте: приказ касается только военных действий, а не вызовов, поединков, рыцарских схваток и тому подобное. Король Эдуард и король Иоанн[59] — настоящие рыцари, и никто из них не станет мешать джентльмену, который захотел бы завоевать почести или рискнуть своим бренным телом ради прославления своей дамы. Разве это не так?
Над столом поднялся нетерпеливый шум.
— Если вы как гарнизон Плоэрмеля выступите против гарнизона Жослена, то всем станет ясно, что мы нарушили перемирие, и кара падет на наши головы. А если между мной и вот тем, к примеру, молодым оруженосцем, у которого на лице написано, что он жаждет славы, произойдет приватное сражение, а потом в ссору вмешаются остальные — что ж, это нельзя будет назвать войной, это наше личное дело, и никакому королю не дано ему помешать.
— Ну, Робер, все, что вы говорите, разумно и справедливо, — ответил Бзмброу.
Бомануар с полным кубком в руке повернулся и перегнулся в сторону Найджела.
— Как ваше имя, оруженосец?
— Меня зовут Найджел Лоринг.
— Я вижу, вы молоды и горячи, и я выбираю вас, потому что, когда я был в ваших летах, я больше всего на свете хотел бы, чтобы выбор пал на меня.
— Благодарю вас, славный сэр, — ответил Найджел. — Для меня большая честь, что такой знаменитый рыцарь, как вы, снизойдет до поединка со мной.
— Но для ссоры нам нужен повод. Так вот, Найджел, я пью за дам Бретани, самых прекрасных и самых добродетельных на всем белом свете, из которых наименее достойная намного превосходит лучших дам Англии. Так что же вы скажете, юный сэр?
Найджел обмакнул палец в свой кубок и, перегнувшись через стол, прижал его к руке бретонца, оставив на ней влажный отпечаток.
— Считайте, что я плеснул вино вам в лицо, — ответил он.
Бомануар вытер красную каплю и одобрительно улыбнулся.
— Отличный ответ, — похвалил он. — К чему портить мою бархатную куртку, как сделали бы многие вспыльчивые глупцы! Мне думается, юный сэр, вы далеко пойдете. А теперь кто же ввяжется в ссору?
Сидящие за столом ответили глухим ревом. Бомануар оглядел их и покачал головой.
— Увы, — произнес он, — вас здесь только двадцать, а у меня в Жослене тридцать человек, и все рвутся к славе, так что если я вернусь только за двадцатью, будет много обиженных. Прошу вас, Ричард, раз уж мы приложили столько усилий, чтобы устроить это дело, сделайте все, что можете. Неужели вам не найти еще десятерых?
— Отчего же, но только не благородной крови.
— Это неважно, лишь бы они хотели сразиться.
— Не сомневайтесь, замок полон стрелков и копейщиков, которые с удовольствием примут участие в бою.
— Тогда отберите десять человек. Но тут впервые открыл рот тонкогубый оруженосец с волчьим лицом:
— Лучников допускать нельзя, сеньор.
— Я никого не боюсь.
— Нет, славный сеньор, поразмыслите хорошенько, мы ведь устраиваем испытание оружием, когда человек идет против человека. А вы видели английских лучников и знаете, какие у них быстрые и крепкие стрелы, подумайте только, если против вас станет десять стрелков, может статься, что половина наших будет перебита, прежде чем дойдет до рукопашной.
— Клянусь святым Кадоком, Гийом, я думаю, ты прав! — воскликнул бретонец. — Если мы хотим, чтобы этот бой остался в людской памяти, не надо ни ваших лучников, ни наших арбалетчиков. Только сталь на сталь. Что вы на это скажете?
— Конечно, если вы так хотите, мы можем выставить и десять копейщиков, чтобы силы были совсем равны. Значит, все знают, что мы сражаемся не из-за распрей между Англией и Францией, а потому, что вы и сквайр Лоринг повздорили из-за дам. А время?
— Теперь же.
— Да уж конечно, прямо сейчас, а то не дай Бог, прибудет еще гонец и такой бой тоже запретят. Мы будем готовы с восходом солнца.
— Нет, лучше днем позже, — снова вмешался бретонский оруженосец, — посчитайте, сеньор, ведь трем копейщикам из Раданека нужно время на дорогу.
— Они не из нашего гарнизона и не будут принимать участия в сражении.
— Но, славный сеньор, из всех копейщиков Бретани…
— Нет, Гийом, ни часом позже. Так, значит, завтра, Ричард.
— А где?
— Я приметил подходящее место, еще когда ехал сюда сегодня вечером. Если переправиться через речку и пойти полем по вьючной тропе в сторону Жослена, на полпути, на самом краю ровного, чистого луга, растет могучий старый дуб. Вот там и встретимся завтра в полдень.
— Решено! — воскликнул Бэмброу. — Только прошу вас, Роберт, не вставайте. Еще рано, и скоро подадут пряности и вино. Пожалуйста, останьтесь с нами. Если вы желаете послушать самые новые английские песни, думаю, эти господа принесли их с собой. Для кого-то из нас сегодняшний вечер будет последним, так давайте же возьмем от него все, что он может нам дать.
Но доблестный бретонец покачал головой.
— Это и в самом деле для многих последний вечер в жизни, — отозвался он, — и нужно, чтобы мои сотоварищи знали об этом заранее. Самому мне священник не нужен: я не думаю, чтобы тому, кто всегда поступал, как должно рыцарю, на том свете придется худо, но ведь другие могут думать иначе, им может понадобиться время, чтобы помолиться и покаяться. Прощайте, славные господа, я пью последний кубок за встречу у старого дуба.
Глава XXIII
Как тридцать жосленцев встретились с тридцатью плоэрмельцами
Всю ночь в Плоэрмельской крепости стояли стук и звон — гарнизон готовился к сражению. Оружейники ковали, клепали, подтачивали, подгоняя доспехи для поединщиков. На конюшнях конюхи осматривали и чистили громадных боевых коней, а в часовне коленопреклоненные рыцари и оруженосцы облегчали душу, исповедуясь старому отцу Бенедикту.
Тем временем во дворе столпились копейщики, и из них отбирали добровольцев, пока не остановились на десяти самых лучших воинах. Черный Саймон тоже попал в их число, и мрачное лицо его засияло от радости. Кроме него взяли молодого Николаса Дэгзуорта, благородного искателя приключений, который приходился племянником знаменитому сэру Томасу, немца Вальтера, Гюльбите, деревенского исполина, от чьего огромного тела можно было многого ожидать, не подведи его неповоротливый мозг, Джона Олкока, Робина Эйди и Рауля Прово. Вместе с еще тремя они дополнили отряд до нужных тридцати человек. Стрелки же, узнав, что никто их них не примет участия в сраженье, подняли было шум и ругню, но делать было нечего — пользоваться луками не позволили ни той, ни другой стороне. Правда, многие лучники отлично владели и мечом и топором, но не привыкли биться в тяжелых доспехах, а легкие доспехи в предстоящей рукопашной неминуемо обрекли бы их на скорый конец.
