Саймон Скэрроу - Римский орел
Правда, картину несколько осложняли обвинения, выдвинутые против старшего трибуна бойцами отряда особого назначения. По чести сказать, Веспасиан нисколько не сомневался в правдивости их слов. Они лишь подтверждали его собственные подозрения. Вителлий вполне мог напасть на них во главе шайки сирийцев, однако ситуация была деликатной.
Выслушав Макрона, легат задумчиво помолчал, внимательно присматриваясь к каждому из присутствующих, и уточнил:
— Ты уверен в этом, центурион? Ты действительно готов утверждать, что старший трибун совершил служебное преступление?
— Так точно, командир!
— Сказанное тобой звучит просто невероятно. Ты отдаешь себе отчет в том, что все вышеизложенное тебе придется повторить и в суде?
— Так точно, командир.
— Ну, хорошо. Ты стоишь на своем. Я со своей стороны самым тщательным образом изучу все обстоятельства дела и решу, дать ему ход или нет. О решении сообщу. Все. Вы оба свободны.
— Командир?
— В чем дело, оптион?
Молодой оптион помедлил.
— Командир… я так и не понял, почему мы были объявлены дезертирами?
— Эти обвинения сняты, — кратко ответил Веспасиан. И добавил: — Никто ведь не пострадал.
— Да, командир, но…
— Это было недоразумение, оптион. Вопрос закрыт. Теперь все в порядке. Ступайте.
Макрон и Катон молча направились к выходу из шатра.
— Да, вот еще что, — окликнул их Веспасиан. — Объявляю вам благодарность за службу и отдельно за то, что вы успели предупредить арьергард. Вряд ли нам удалось бы продержаться до подхода кавалеристов, если бы Плиний во всеоружии не ударил варварам в тыл. Так что идите и как следует отдохните. И подкрепитесь. Подождите снаружи, я распоряжусь, чтобы на всех ваших людей выдали чтонибудь горячее со штабной кухни.
— Благодарю, командир, — ответил Макрон.
Оставшись один на один с Вителлием, легат знаком велел тому сесть, а сам стал обдумывать линию своего поведения. Суть проблемы сводилась к тому, что молва уже провозгласила трибуна героем. Обнаруживший армию варваров и не имевший возможности предостеречь собственного командира самоотверженный офицер в одиночку промчался сквозь лес, догнал Четырнадцатый легион и поднял тревогу, благодаря чему Второй легион был спасен. Мужеству и находчивости этого человека аплодировали во всех палатках. Надо признаться, в громе этих оваций вполне могли раствориться голоса горстки легионеров. Но тем не менее эти легионеры обвиняли героя в измене. И собирались стоять на своем.
— Ты ведь не принимаешь всерьез всю эту нелепицу, командир? — нарушил молчание старший трибун.
— Но, согласись, история с запашком?
— Вот именно, что история. Сказка. И, как во всякой сказке, в ней нет и доли истины.
— Неужели? Значит, тебя решили оклеветать? Но ответь мне, зачем бы? К тому же мне почемуто сдается, что показания центуриона подтвердят остальные бойцы. Тебя могут ожидать крупные неприятности.
— Отнюдь, — возразил спокойно Вителлий. — Они будут обвинять, а я отрицать. Что перевесит, слово старшего трибуна, сына консула, или россказни кучки солдат? Как полагаешь, кому поверит суд, особенно в свете того, что я действительно спас легион, и с немалым риском для жизни. В лучшем случае эту историю сочтут недоразумением, а в худшем увидят за ней сведение счетов. Причем не со стороны солдатни, а с твоей. Что вряд ли встретит одобрение У римского плебса, неравнодушного, как я понимаю, к героям. На твоем месте я бы оставил все без последствий.
Веспасиан улыбнулся.
— Насколько мне известно, даже герои, обращаясь к вышестоящим начальникам, должны добавлять «командир».
— Прошу прощения, командир.
— Давай на момент допустим, что центурион не клевещет. Как ты прознал о сундуке с имперской казной?
Вителлий ответил не сразу, он изучал лицо легата. Потом с ленцой в голосе заявил:
— Знаешь, я мог бы легко отмести это предположение. В конце концов, я был в разведке, выполнял твой приказ. Густой туман, случайная стычка людей, не признавших друг в друге своих… все вполне объяснимо.
— Объяснимо, но расходится с истиной.
— Конечно. Но только истина в данном случае не имеет никакого значения.
— Разве?
— Да, это именно так. Ни одно слово из нашего разговора за пределы этой палатки не выйдет.
— И почему же, трибун? — вновь улыбнулся Веспасиан.
— Ты сам чуть позже поймешь. А сейчас, учитывая, что тебя гложет любопытство, я, пожалуй, открою все карты. О сундуке сообщил мне Нарцисс.
— Нарцисс?
— Я знал о нем еще до того, как мы выступили из рейнского лагеря. Видишь ли, я как раз и есть тот самый императорский соглядатай, о существовании которого тебя извещали, но чье имя держали в секрете. Нарцисс хотел, чтобы я в ходе этого деликатного дела приглядывал за тобой.
Веспасиан усмехнулся. Вот уж действительно, на всякого мудреца довольно простоты. Прожженный интриган Нарцисс перехитрил сам себя, одарив проходимца беспроигрышными возможностями как присвоить сундук, так и замести следы своего преступления.
— Однако, — продолжил Вителлий, — он рассказал мне лишь о существовании затонувшей повозки, а не о том, где она затонула. Вот почему мне потребовалось взглянуть на секретную карту. К сожалению, меня ктото опередил. Да мало того, что опередил, но еще и пытался мною прикрыться С картой вышла промашка, и все же особых проблем изза этого не возникло. Я просто велел Пульхру проследить за твоими людьми, а когда они начали копаться в болоте, он дал мне сигнал, вот и все.
— Все? — поднял брови Веспасиан.
— Все. — Вителлий пожал плечами. — Я искренне надеялся обойтись малой кровью. Правда, центуриона с его отрядом пришлось бы устранить в любом случае, но — увы! Этот простоватый с виду малый проявил удивительную осмотрительность, выиграв тем самым жизнь для себя и подручных и сундук с сокровищами — для Клавдия.
— Но зачем тебе вообще понадобился этот сундук? — осведомился Веспасиан. — Ты ведь не мог ни с того ни с сего зажить на широкую ногу.
— Совершенная правда. Хочется верить, командир, что ты не принимаешь меня за круглого идиота. У меня и в мыслях не было тратить эти деньги на свои личные нужды.
— Тогда почему же ты столь упорно стремился им завладеть?
— По тем же причинам, что и наш Клавдий. С таким богатством я бы мог подкупить практически любого нужного мне человека.
— Понятно, — кивнул Веспасиан. — Из этого следует, что ты тот самый изменник, которого тебе же и было поручено отыскать. Знаешь, мне и в голову не приходило, что императорский шпион и заговорщик против императорской власти — одно и то же лицо. Думаю, Нарцисс, когда я ему все расскажу, также весьма удивится.