Эдмундо Конде - Яд для Наполеона
— Его уже не нужно держать на прицеле, Огюст. Разряди ружье, примкни штык и отдай ему, — голос Жюльена звучал безжизненно-холодно.
Огюст, с изумлением глядя на кулак друга, сжимавший горсть земли, шепотом произнес:
— Заговор заклятия души… Она тебя ему научила…
— Делай, что говорят, — приказал Жюльен.
Давние враги стояли теперь друг против друга. Их разделяли всего три или четыре метра. Жюльен поднял руки, согнутые в локтях, на уровень глаз. В одной у него была горсть земли, в другой — копье. Слегка наклонив голову вперед, он сверху вниз пристально смотрел на противника, который под его взглядом, казалось, хотел вжаться в стену. Огюст передал Жилю ружье.
— Зачем я здесь? — Жюльен повторил вопрос Жиля и, чеканя каждое слово, продолжил: — Затем, чтобы выполнить клятву и нарушить обещание. Когда-то я пообещал твоему отцу, что не трону тебя пальцем. Но спустя годы я поклялся себе прикончить тебя как бешеную собаку. К несчастью, данные мною обещание и клятва — взаимоисключающие вещи.
— Что ты собираешься сделать?! — воскликнул Жиль, выдвинув перед собой руки и потрясая ружьем. — Погоди… Я предлагаю выгодную сделку. Прибыль поделим по справедливости — пополам…
— Этого мало.
— Ну, если так, я могу… Я скажу ему, что ты его сын, а я всего лишь ломал комедию. Я уступлю тебе свою часть наследства… Мы все уладим.
— Мышьяком травят только крыс и таких, как ты, Жиль. Но не беззащитных родителей.
— Тогда скажи, чего тебе надо!.. Не молчи… говори же! — взмолился тот почти беззвучно.
Жюльен глубоко вздохнул и на вопрос ответил вопросом:
— Ты можешь вернуть здоровье моему отцу? А своему — жизнь?
— Твоему отцу? — соображал Жиль в смятении. — Я попытаюсь. Да, обещаю. Дай попробовать. Он ведь убежден, что я — его сын.
— Ты ошибаешься, Жиль. Он знает, кто ты. Тебе не удалось его обмануть.
Жиль застыл, точно парализованный, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в ружье.
— Ублюдок! Ты всегда мне мешал… — У него дрожали губы. — Это ты находился здесь безотлучно, сутки напролет, скрашивая постылые дни изгнания, дыша зловонным воздухом, зараженным миазмами от заживо разлагающегося тела, и безропотно выслушивая одни и те же истории о ратных подвигах на полях сражений?..
Вместо ответа Жюльен крепче сжал копье, другую руку поднес к губам, поцеловал кулак, медленно раскрыл его и, глядя в упор на Жиля, тонкой струйкой высыпал землю себе под ноги, нашептывая при этом что-то наподобие заупокойной молитвы. Затем перехватил древко оружия в обе руки. И в тот же миг Жиль, в припадке безудержной ярости, ринулся на него.
Жюльен, умело орудуя копьем, парировал атаку — штык прошел мимо, и ружье вылетело из рук Жиля. Безоружный и еще более разъяренный, он в исступлении набросился на противника, вложив в эту отчаянную попытку всю свою ненависть к тому, кто будто нарочно родился, чтобы всегда вставать у него на пути. Жюльен и на сей раз оказался ловчее — он схватил Жиля за горло и заставил отступить к столбу.
— Ну, нет… Не дождешься, — злобно хрипел, стараясь высвободиться, Жиль. — Не такого я заслуживаю конца!
— Ты так ничего и не понял? Я здесь ради того, чтобы восстановить справедливость, — спокойно изрек Жюльен и, полагая излишними иные объяснения, пронзил Жиля копьем.
Пригвожденный к столбу, тот испустил слабый стон, и изо рта у него ручьем хлынула кровь. Тем не менее он силился что-то сказать.
— Ты… сам того не подозревая… оказываешь мне огромную услугу… — бормотал Жиль, истекая кровью. — Наконец… я воссоединюсь… со своей матушкой.
— Нет. — Грудь у Жюльена взволнованно вздымалась, но глаза смотрели жестко, безучастно. — Ты ни с кем не воссоединишься. И тебя никто не будет искать. Тебе будет заказано переступать черту, разделяющую два мира. Ты будешь мертв, но не обретешь ни покоя, ни прощения. Душа твоя обречена скитаться неприкаянной тенью, терзаться виной за совершенные грехи, пресмыкаться подобно бездомной собаке, выть голодным волком и не находить успокоения. Никогда.
— Ты лжешь… ублюдок!
— Я это знаю наверное. Ибо мы оба будем вместе в преисподней. — Голос Жюльена звучал теперь поразительно глухо.
Огюст, прислонившись спиной к бочке, безмолвно, с искаженным лицом наблюдал за происходившим.
— Это твоего имени никто никогда не вспомнит… — хрипел Жиль. Содрогаясь в конвульсиях, он простер руку в направлении заклятого врага, точно все еще хотел вцепиться в него скрюченными агонией пальцами. — И ничто… даже твои чернокнижные искусства не смогут этого изменить…
Вдруг рука Жиля упала, голова безжизненно поникла на грудь. Обмякшее тело, пригвожденное копьем к деревянному столбу, на землю не рухнуло и продолжало отбрасывать жуткую тень, которая укладывалась в странную ромбовидную фигуру.
Тут раздались громкие удары в дверь.
— Эй, кто там есть? Выходите все, с поднятыми руками!
— Быстрее, бежим через окно! — очнулся от оторопи Огюст. — Я сомневаюсь, что они осмелятся привлекать внимание англичан.
— Слишком поздно, — Жюльен выглядел спокойным. — Уходи, я тебя прикрою, — приказал он, сжимая кинжал.
В дверь уже не стучали, а пытались ее выбить.
— Либо бежим мы оба, либо никто, — возразил Огюст.
— Хорошо, — согласился Жюльен, и в тот же миг дверь, не выдержав мощного натиска, грохнулась оземь.
Из облака пыли возникла группа людей во главе с Новерра, конюшим Наполеона, которого тот называл не иначе как «мой швейцарский медведь». По бокам от него — генерал Бертран и граф де Монтолон, оба в мундирах, позади — Маршан, Сен-Дени и кучка слуг.
Бертран и Монтолон, с пистолетами на изготовку, выступили на шаг вперед. Монтолон, увидев пронзенного копьем Жиля, лишился дара речи.
— Кто вы такие? — спросил генерал Бертран.
— Французы, — Жюльен, давая понять, что не намерен оказывать сопротивления, отбросил в сторону кинжал. Огюст опустил ружье.
Потревоженный шумом, Наполеон справился о причинах переполоха и приказал привести задержанных к нему. Монтолон предупредительно сообщил, что Жиль убит и они причастны к его смерти, но вместо ожидаемой реакции император, не сводя глаз с Жюльена, велел отпустить пленников с миром:
— Перед вами патриоты, сохранившие верность своему императору. Пожелайте им удачи. Это самое лучшее и разумное из того, что мы можем для них сделать.
Уже на выходе из дома Жюльена догнал де Монтолон.
— Воин! — с некоторым вызовом обратился граф и протянул Жюльену британскую форменную шляпу, которую тот позабыл в салоне: — Она вам пригодится, ежели вы желаете добраться до порта, не привлекая внимания.
