Поль Феваль - Странствия Лагардера
Один только барон фон Бац не принимал участия в разговоре. Неразборчивому немцу было все равно, чем ему платят: французскими ли экю, испанскими ли дублонами!
Восхищение повес своим покровителем Гонзага давно и бесследно испарилось: теперь они благодаря ему получали не синенькие акции, а раны и синяки. Представься удобный случай уйти от него – и от всей банды, пожалуй, останутся лишь Пейроль с фон Бацем.
Немец не участвовал ни в разговорах о предках (его собственный род оставил по себе в одной из саксонских долин весьма недобрую память), ни в рассуждениях о фамильной чести. Он ехал шагах в двадцати впереди всех. Остальные мало-помалу вновь разговорились.
– Хотите хороший совет? – сказал Ориоль.
– Давай, – ответил Таранн. – Сегодня ты почему-то рассуждаешь на удивление разумно. Поскольку это с тобой впервые, мы тебя, так и быть, послушаем.
– Гонзага послал нас искать Лагардера к французской границе…
– Интересная новость, ничего не скажешь!
– Но граница-то длинная, а принц не сказал, где именно нам надо искать – на западе или на востоке.
– Он сказал, что встретится с нами в Фонтарабии.
– Да, если только нам не придется ехать за Лагардером в другую сторону. Мы можем сделать вид, что пошли по ложному следу. Вы меня поняли?
Монтобер наморщил лоб и задумался.
– Ava! – сообразил он наконец. – И это избавит нас от необходимости сражаться против Франции? Ты это хотел сказать, Ориоль?
– Зачем ты спрашиваешь – ты ведь и так все понял. Ваше мнение, господа?
– У тебя сегодня что ни слово, то золото, – сказал Носе. – Может, нашего Ориоля подменили?
– Я берегу честь и штаны своих высокородных друзей. А то потом придется латать и то, и другое.
– Слушай, ты сегодня погибнешь под бременем собственного остроумия! – воскликнул Таранн. – Нивель далеко, и вынужденное воздержание благотворно действует на твои умственные способности. Ну а теперь перестань задираться и расскажи нам, как это сделать.
– Все очень просто… Только подъезжайте ко мне поближе, чтобы не услышал фон Бац.
И пока барон, не замечая ничего вокруг, насвистывал какую-то песенку, толстячок откупщик шепотом изложил свой план.
Молодые дворяне, привыкшие подтрунивать над недалеким и трусливым Ориолем, так и ахнули. Финансист дал им сто очков вперед, отыскав способ не порывать решительно с Гонзага, но и не идти с оружием в руках против своей родины и избежать таким образом окончательного падения.
– Твою руку! – сказал Носе, подъехав к Ориолю. – Мы сделали много низостей, но благодаря тебе не совершим хотя бы этой.
Вскоре пятеро всадников добрались до деревни Тафалья. Там все еще спали; много труда стоило французам достучаться, чтобы их пустили на постоялый двор.
– Давайте вздремнем часок-другой, раз время есть, – предложил Монтобер. – Нам теперь, может быть, долго не придется спать.
– А мы не етем ф Памплону? – спросил барон.
– Едем, но торопиться некуда: Лагардера там нет, Гонзага будет только завтра.
Приятели поставили лошадей в стоила и кое-как расположились к верхней комнате; один лишь Монтобер пожелал остаться в общей зале. Четверть часа спустя фон Бац заливисто храпел, а все прочие старательно притворялись спящими.
Так прошло около часа. Вдруг в дверь отчаянно забарабанили кулаком. Носе бросился открывать. На пороге явился Монтобер и закричал:
– Подъем!
Все тут же вскочили, не исключая и барона, который, зевая, спросил:
– Ф шом тело? Я фител сон, путто мы опьять с теми тамами… колыми, шорт потери!
– Какими еще «тамами»?! Я только что говорил с самим Лагардером!
– Лакартером?
– Лагардером! Он постучал в окошко. Я отворил. Их было четверо, и, увидев меня, они не удивились. Он сказал: «Передайте своим друзьям, что мы могли бы всех вас убить во сне, но у меня нет ни времени, ни охоты: ведь Гонзага с вами нет! А коли он сам захочет поговорить со мной, то пускай ищет меня через двое суток около Сарагосы».
– Шор потери! Та это сам тьяфол!
– Что же, господа, – продолжал Монтобер, – наш долг ясен: его надо догнать во что бы то ни стало – так, впрочем, приказал нам и принц. Но Гонзага должен знать, куда мы направились, ведь Лагардер может увлечь нас и еще дальше.
– Я поеду к нему и все скажу, – вызвался Ориоль.
– Нет, ты не годишься. Ты ранен; по дороге могут встретиться опасности, которые тебе не по плечу.
Ориоль для виду продолжал настаивать.
– Нет и еще раз нет! – топнул ногой Монтобер. – Здесь нужен смельчак, на которого можно положиться, – вот хоть фон Бац. Если принц так ничего о нас и не узнает, он решит, пожалуй, что мы его предали.
Тщеславный от природы, немец при этих словах чрезвычайно заважничал. Его можно было заманить куда угодно – стоило только восхититься его храбростью и силой.
– Итет, – сказал фон Бац. – А сон токляшу в Памплон, ф ошитании принца.
– Ты расскажешь ему, что случилось и куда мы направились. Когда вернемся – никто, мол, не знает… Да и вернемся ли? Что ж, по коням! Смерть Лагардеру!
Они пожали руку барону, кинули несколько монет кланяющемуся хозяину постоялого двора и галопом поскакали в сторону Арагона; фон Бац же, преисполненный гордости, легкой рысью направился в Памплону.
Трюк Ориоля совершенно удался. Чести у этих людей уже почти не оставалось, но последние ее крохи они все же попытались сберечь.
Конечно, Филиппу Мантуанскому не понравится, что их не будет рядом с ним в испанской армии, но у них есть оправдание – собственный его приказ. Он ни в чем не сможет их упрекнуть.
Лагардер тем временем миновал Памплону и поспешил к аванпостам французской армии, стоявшей лагерем южнее Байонны.
Как бывший королевский рейтар, он сразу направился в расположение кавалерии. Ею командовал принц Конти, а всей армией – маршал де Бервик.
Вместе с обоими бретерами и с баском он явился на переднем крае. Часовой преградил дорогу этой странной группе разномастно одетых, но вооруженных шпагами и кинжалами людей.
– Кто здесь командует? – спросил шевалье.
– Маршал де Бервик.
– Проведите меня к нему – мне надобно его видеть.
– Пароль?
– Я не знаю пароля.
– Тогда пропустить вас нельзя – приказ есть приказ. Назад!
– Нет, приятель, – возразил Лагардер. – Только вперед!
Он пришпорил коня, и четверка, проехав мимо изумленного часового, направилась к самому высокому шатру, где, по всей видимости, и находился маршал.
Однако часовой, опомнившись, выстрелил, и лагерь немедленно ожил. Солдаты схватились за ружья, офицеры со шпагами в руках побежали арестовывать незваных гостей, столь дерзко нарушивших воинскую дисциплину.
