Роман Белоусов - Знаменитые авантюристы
Вот и тогда, в первую их встречу, Родс остался безразличным к попыткам княгини Радзивилл произвести на него впечатление, всем видом показывал, что не склонен к пустой светской болтовне. Хотя, возможно, внимание этой прекрасной иностранки и польстило его самолюбию.
Вскоре он возвратился в Южную Африку и с большой экспедицией отправился в путешествие по стране.
Но не такова была княгиня, чтобы так просто отступить. Похоже, она решила предпринять долговременную осаду, несмотря на разделявшее их расстояние.
Путешествуя, Родс постоянно поддерживал связь со своими компаньонами и даже издалека зорко следил за ценами на бирже, давал указания, руководил. Благо почта работала исправно. Большие тюки с письмами регулярно догоняли его в велде. Днем Родс в светлых фланелевых брюках, куртке цвета перца с солью и фетровой шляпе с опущенными полями трусил на пони вслед за фурой. Свежевыбритый, в отличие от других спутников, он как бы демонстрировал свое особо высокое положение. А по вечерам у костра раскрывались тюки с почтой и начиналась сортировка полученной корреспонденции. Официальные бумаги и деловые письма рассматривались тут же, и на них он немедленно отвечал, послания же более личного характера откладывались на потом, когда доберется до более подходящего места, где удобнее будет писать ответ. Такие письма составляли большую часть почты. Чего тут только не было! Просьбы об устройстве на работу, об оказании помощи, предложения чудаков и маньяков о якобы известных только им местах, где золото лежит чуть ли не на поверхности. Немало было и писем от поклонниц. Женщины из Америки и Новой Зеландии, Австралии и Капской колонии — со всего мира писали ему, убеждая, что готовы разделить с ним очаг и постель, а это будет способствовать его работоспособности и счастью. Такого рода письма тотчас отправлялись в огонь.
Однажды где-то в Родезии, во время привала, когда вскрывали почту, ему попалось письмо от некоей корреспондентки. Вопреки обычаю, он не бросил его в огонь, а сохранил. Написано это письмо было в тот день, когда Родс в последний раз покинул Англию, под ним стояла подпись «Катерина Радзивилл». Это был первый залп в длительной осаде, которую замыслила княгиня. О чем же она писала ему? С нарочитой непосредственностью и как бы наивной искренностью, сдобренной интригующим декором романтического суеверия, она признавалась ему, что одно время относилась к нему с подозрением, считая его финансовым авантюристом. Но после встречи с ним ее мнение коренным образом изменилось. Теперь она полностью признала его истинного величие и желает благословить его самого и его дело. Вот только опасается, как бы с ним не произошло чего-нибудь дурного, и страх этот усиливается тем, что она обладает вторым зрением. У нее такое предчувствие, что в ближайшие полгода на его жизнь будет совершено покушение. Чтобы уберечь его, посылает ему талисман и просит принять этот ее дар, вложенный в письмо, — маленький медальон. Она получила его от своего кузена генерала Скобелева, который носил этот талисман на груди во время всех своих походов и сражений. Ему же этот талисман достался от одной цыганки. Княгиня уверяла, что он приносит счастье и предохраняет от сглаза, и умоляла сохранить его.
Должно быть, на Родса произвела впечатление такая забота о его безопасности, потому-то он и не бросил письмо в огонь. Более того, поручил своему секретарю хранить его и полученный медальон. Но так как никакого покушения на его жизнь в ближайшие месяцы не произошло, Родс, судя по всему, забыл о княгине и ее предсказании. Когда Катерина написала ему во второй раз, он с трудом вспомнил, кто она такая…
Второе ее письмо носило иной характер. В нем она просила совета по поводу одного капиталовложения. Правда, Родс не сразу сообразил, кто такая эта княгиня, испрашивающая у него совета. «Ах да, — наконец вспомнил он, — это интересная дама, очень разговорчивая». Надо думать, он сопоставил ее с той, которая прислала талисман. Хотя сама княгиня в этом втором письме не обмолвилась об этом ни словом. Скорее всего, поняв, что ее оккультные знания и упования на мистические силы не возымели эффекта, она решила использовать более светский подход. Ее просьба носила чисто финансовый характер. У нее было, как она уверяла, двести тысяч фунтов стерлингов, которые хотела бы с выгодой поместить в какое-нибудь дело. Не мог бы Родс оказать ей в этом помощь?
Надо сказать, что к Родсу постоянно обращались с подобными просьбами, веруя в его финансовый гений, но он, как правило, не отвечал на такого рода письма. Однако на сей раз готов был сделать исключение. Он дал поручение секретарю Джордану ответить княгине, но потом, передумав, сам сел за стол и написал ей лично. Ответ был кратким и деловым. Извинившись за то, что не смог ответить ей раньше, Родс объяснил, что не любит давать советы по финансовым вопросам своим друзьям, однако считает, что она обеспечит себе надежную прибыль от своей суммы, если приобретет акции железнодорожной компании «Машоналенд». В постскриптуме вежливо добавил, что надеется увидеть ее снова, когда будет в Лондоне.
Это было единственное письмо, по его собственным словам, которое он ей написал.
В Лондоне встретиться им не пришлось, зато теперь на пароходе они виделись каждый день по нескольку раз: за обеденным столом, во время прогулок на палубе, вечером в гостиной. Свидетель этих встреч Джордан с самого начала настороженно отнесся к столь явному преследованию Родса этой женщиной. Он вспомнил, что незадолго до отплытия клерк судовой компании предупредил его, что в их контору несколько раз наведывалась одна дама и интересовалась, на каком именно пароходе и когда намерен Родс отправиться в Африку. Она даже отказалась от прежде взятого билета, чтобы плыть на «Скотте». Клерку показалось это подозрительным, и он счел необходимым предупредить об этом. Если этой дамой была княгиня, рассуждал Джордан, то не разыгрывает ли она спектакль, изображая неожиданность встречи? И вообще интересно, что влечет ее в Южную Африку? Вряд ли просто так она бы отважилась на столь долгое и изнурительное путешествие в шесть тысяч миль по Атлантике, без какой-либо цели. Джордан продолжал наблюдать за княгиней, все больше убеждаясь, что ее появление на судне неслучайно. Он отдавал ей, однако, должное. За столом она бывала просто очаровательной, знала всех на свете и всем давала меткие характеристики, была остроумной и могла поддержать беседу на любую тему. Ее владение английским и широкие познания в области литературы поражали. Не было такой поэмы или книги, о которой она не могла бы интересно судить, высказывая всегда неординарное мнение, свой оригинальный взгляд. Лишь одно несколько шокировало ее чопорных спутников — довольно откровенные высказывания по поводу «весьма деликатных вопросов», иначе говоря, на темы любви. Что заставило, как свидетельствовал Джордан, покраснеть даже Родса. Впрочем, оба они объяснили себе эту вольность чертой, свойственной многим иностранцам.
