Коммодор Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер
— У них достаточно боеприпасов, чтобы раскидывать их куда попало, — проворчал Эссен, плотнее запахивая плащ.
— Возможно, они готовят ночную контратаку, — произнес Клаузевиц, — я буду держать войска в траншеях, на случай если неприятелю захочется овладеть ими.
Как раз в это время пристальное внимание Хорнблауэра было обращено на батарею из четырех тяжелых орудий, которая стреляла стройными залпами с короткими интервалами. Он смотрел, как четыре языка пламени появлялись снова и снова, так, что когда промежуток между залпами был несколько длиннее предыдущего, он сначала успевал удивиться отсутствию звука, а затем — его неожиданному появлению. Вспышки на краткие мгновения опять разорвали ночную тьму, но Хорнблауэр вдруг поймал себя на том, что задумывается, чем же последний залп, отличается от предыдущих, кроме более длительной задержки, которая ему предшествовала. Одна из вспышек — крайняя справа — была не такой отчетливой, как три остальных, длиннее и менее яркая. Возможно, неверно рассчитан заряд. Прогремел еще один залп и стали видны только три вспышки — крайняя правое орудие не выстрелило. Возможно, на нем выбило втулку казенника, как это иногда бывает с пушками. Еще один длительный промежуток и новый залп — теперь уже две резкие вспышки, причем одна длиннее другой. В следующий залп опять дали только два орудия и Хорнблауэр, наконец, понял, что происходит. Он потянул Эссена за рукав.
— Они расстреливают свои осадные пушки, — сказал Хорнблауэр, — стреляют по нам и в каждом залпе дают хотя бы пару выстрелов по цапфам одного из орудий. Вон там было четыре пушки, ваше превосходительство, а теперь — смотрите — только две.
— Может быть, — согласился Эссен, вглядываясь во тьму.
— Стрельба стихает, — заметил Клаузевиц, — но, возможно, это оттого, что им надоело попусту тратить боеприпасы.
Теперь там, где стояла батарея, мелькнула лишь одна вспышка, в которой явно было что-то странное.
— Последнее орудие батареи, — прокомментировал Эссен, — наверное, они подорвали его усиленным зарядом.
Он направил в темноту подзорную трубу.
— Взгляните на их главный лагерь, — добавил губернатор через минуту, — обратите внимание на огни костров. Они вроде бы горят ярко, но…
Хорнблауэр внимательно вгляделся в отдаленные ряды бивуачных костров, тускло мерцающих в ночи. Он повел подзорной трубой из конца в конец линии, пытаясь охватить ее всю. Ему показалось, что по крайней мере один из огней замигал и погас, но полной уверенности в этом не было. Глаза слезились от холода и напряжения, а пока он протирал их, Эссен с треском сложил свою подзорную трубу.
— Костры гаснут, — сказал он. Я в этом уверен, а ведь в такую ночь ни один солдат не позволил бы своему костру погаснуть. Клаузевиц, готовьте своих солдат к атаке. Дибич…
Губернатор начал раздавать приказы. Хорнблауэру на мгновение стало жаль русских солдат, скученных в промерзших траншеях, удрученных полученным отпором и потерями, которым теперь снова приказывали идти в атаку туда, где их, вероятно, ожидала таящаяся в ночи опасность. Внезапный порыв ледяного ветра пронизал его до костей, несмотря на плащ, в который он был закутан.
— Вот вы где, сэр, — неожиданно произнес голос Брауна над самым его ухом, — Я принес вам одеяло. Давайте завернем вас в него, а поверх натянем плащ. А вот и ваши перчатки, сэр.
Ловко, несмотря на темноту, Браун обмотал его одеялом, так, что одетый поверх плащ удерживал его концы на плечах. При дневном свете это, конечно, будет выглядеть фантастически, но, к счастью, пока было все еще темно. Хорнблауэр продрог и притоптывал ногами, пытаясь немного согреть их.
— Клаузевиц, ваши солдаты хоть когда-нибудь пойдут в атаку? — рычал Эссен, — сколько сейчас времени? Час ночи? Пошлите кого-нибудь к командиру бригады и передайте, что я выгоню его со службы, если он немедленно не двинет своих солдат в наступление.
После долгого, леденящего душу ожидания, они заметили в темноте несколько крошечных вспышек пламени — мушкетные выстрелы во второй линии траншей.
— Ха! — воскликнул Эссен.
Пришлось еще довольно долго ждать, прежде чем пришли первые донесения. Наступающие нашли первую линию траншей покинутой, за исключением нескольких пикетов. Теперь русские среди тьмы и снега продвигались вперед, к главному лагерю.
— Значит, они ушли, — сказал Эссен, — приготовьте кавалерию к рейду за два часа до рассвета. Утром я достану их арьергард, а зетем двину через реку все войска. А сейчас, ради всего святого, стакан чаю!
Греясь у костра, разложенного прямо на каменном полу церкви, попивая горячий чай сквозь все еще постукивающие от холода зубы, Хорнблауэр поглядывал вокруг на этих железных людей, которые, казалось, не испытывали ни усталости, ни холода. Он же слишком замерз и, к тому же, слишком устал, чтобы воспользоваться возможностью отдохнуть пару часов на охапках соломы, которые были разбросаны за высоким алтарем. Эссен же вулканически храпел, пока адьютант не разбудил его.
Когда к дверям церкви привели для них лошадей, снаружи все еще было темно и еще холодне, чем обычно.
— Лучше уж я поеду с вами, сэр, — проговорил Браун, — я достал себе лошадь.
Хонблауэр не имел понятия, как Браун это сделал, учитывая трудности с языком. Хорнблауэр предполагал, что Браун научился ездить верхом в те невероятно далекие дни, проведенные в Смоллбридже. Кавалькада медленно двинулась во тьме к пригородам Митау; лошади скользили и спотыкались в снегу. Хорнблауэр поймал себя на том, что, даже сев в седло, с удовольствием оставил бы на себе одеяло — сереющий рассвет был необыкновенно морозным. Неожиданно спереди, откудато-то издалека, донесся мрачный низкий грохот, затем снова и снова — полевые пушки били где-то на большом расстоянии.
— Дибич
